Ах, Париж!

— Это тот самый дом? — обеспокоенно спросила по-французски Гардения, когда древний фиакр медленно подкатил к парадному подъезду большого особняка, расположенного недалеко от Елисейских Полей.

— Да, мадемуазель, — так же по-французски ответил извозчик. — То самое место — ошибиться невозможно.

При этих словах он резво осадил лошадь и в подтверждение своих слов сплюнул в сторону.

Гардения почувствовала, что вся дрожит. Что-то пугающее было и в этом человеке, и в том, что окна особняка ярко светились: по всей видимости, прием был в полном разгаре.

Действительно, пробиться поближе к двери дома было почти невозможно. Подъездная аллея была загромождена сверкающими автомобилями и элегантными двухместными каретами с лошадьми, украшенными серебряной сбруей. Обслуживала все это скопище экипажей и машин целая армия шоферов в красивейших крагах, двубортных форменных куртках и с поднятыми на козырьки кепок защитными очками, кучеров с кокардами и в плащах с многоярусными пелеринами и лакеев, бордовая форма которых показалась неискушенной Гардении слишком пышной.

Извозчик слез с козел. Он даже не посчитал нужным придерживать лошадь, у которой отовсюду выпирали кости и которая была слишком изможденной, чтобы шевелиться без понуканий.

— Это то самое место, куда вы просили вас доставить, мадемуазель, — сказал он, — если только, конечно, вы не передумали.

И опять Гардения заметила в глазах извозчика странный блеск, а его интонации вызвали у нее безотчетное желание забиться в какой-нибудь укромный уголок.

— Нет, я уверена, вы доставили меня по нужному адресу, — подавленно проговорила она. — Пожалуйста, скажите, сколько я вам должна.

Извозчик назвал сумму, которая, как сообразила даже неопытная Гардения, была чрезмерной. Девушка секунду колебалась, но ей показалось неудобным спорить с ним, когда вокруг столько людей, внимательно прислушивавшихся к их разговору. Она заметила, что большинство шоферов и кучеров уставились на нее с нескрываемым любопытством. Увидев, что в кошельке достаточно денег, Гардения испытала облегчение, и, хотя ей пришлось выложить почти все, что у нее было, она добавила еще немного мелочи на чай. Это было сделано исключительно из желания самоутвердиться в глазах окружавших ее слуг: ведь, по ее мнению, извозчик совсем не заслуживал чаевых.

— Возьмите мой чемодан, — ровным голосом произнесла она.

Изысканность ее манер заставила извозчика беспрекословно подчиниться, и он последовал за девушкой, которая медленно поднималась по широким каменным ступеням. Входная дверь была приоткрыта, оттуда доносились звуки нескольких скрипок, наигрывавших веселую и прелестную мелодию. Однако музыка почти полностью заглушалась шумом голосов и резким, довольно грубым, даже скорее развязным хохотом.