— Вы так ничего и не поняли?
— Что!? Что я должен был понять?!
Кричу.
Она делает шаг назад, и вдруг, на лице ее, одна за другой начинают появляться кровоточащие раны.
— Вы искали не Оксану. Все это время, вы искали только меня.
Темная кровь узорами разрисовывает кожу. Капает на одежду, замарывает зубы.
— Остановись. Прошу тебя…Не делай себе больно…
— Я не могу это остановить. Вы — можете.
— Как? Скажи как?!
— Вы должны отпустить. Освободиться. Ведь в Оксане вы увидели меня. Такой, какой я никогда уже не стану. Обычной девушкой ищущей любовь. И потому, впервые за долгие годы, вы так сильно почувствовали чужую боль. И поняли, что существуете во тьме.
— Я так виноват перед тобой…
— Вы делаете мне больно. Посмотрите… — она истекает кровью все сильней. Темные пятна дырявят одежду. — Каждый раз, когда вы так думаете, я возвращаюсь туда. Под колеса вашей машины.
В любом детском взгляде. На каждом перекрестке. Дома, в хмельной вечерней тоске. Я дарил ей бессмертие, наполненное болью. И она, не имея выбора, принимала этот страшный дар.
— Прости меня…Я не знал, что это так…
— Вы не помните, как меня зовут, верно?
Она права. Я помню все, кроме имени.
— Нет.
Раны больше не кровоточат. Исчезают. И она снова улыбается мне.
— Вы вспомните. Когда освободитесь. Но эта память будет уже совсем другой. Идемте.
— Куда?
Девочка удивленно глядит на меня. И растерянно пожимает плечами.
— К Оксане.
У могилы никого нет. Те, кто пришел проститься, исчезли вместе с дождем. Тяжесть туч поднялась высоко в небо, увлекая за собой сталь серебряного занавеса. Оставляя на деревянной сцене лишь мокрые следы случившейся драмы.
Мы не опоздали.
Сжимаю в руках смятый билет.
Мы пришли вовремя!
— Идемте. Она хочет вам кое-что показать.
Свое бессмертие?
Следую за узкой детской спиной. За красочным узором зонта. Скольжу между оградами и памятниками, стараясь не отставать. Принимаю все так, как есть. Это место. Эту память.
Карабкаюсь к свету.
Когда я хоронил маму рядом с пустой могилой отца, я надеялся, что она не почувствует холода. Ведь она всегда верила в то, что это место, вместе с каменным обелиском, оградой и цепями, и есть отец. Что тело его осталось там, в далеких ущельях гор, но он вернулся к нам каплями дождя, и пропитал эту землю насквозь. Быть может в этом мама видела настоящее бессмертие?
Когда все закончится, я приду к ней. И скажу о том, как сильно я люблю.
Зонтик останавливается. Открывает мне детскую улыбку.
Смотрю поверх нее.
У каменного забора, прижавшись к нему крепкой бревенчатой спиной, стоит резная беседка. Она пуста.