Во время войны Виктория осталась в Москве, рыла окопы, дежурила по ночам, сбрасывала с крыш «зажигалки». Видела, что все эти окопы – смех один, никакой защиты городу, но молчала. Она пережила в городе три самых страшных дня – пятнадцатое, шестнадцатое, и семнадцатое октября, – когда он лежал открытый и практически беззащитный, не взятый лишь чудом. Ее не покидало ощущение, что война – чудовищное, страшное испытание – пришлась как-то уж очень кстати после разгула репрессий в 30-е годы, что она словно призвана списать пролитую до нее кровь, перечеркнуть в памяти. Конечно, никому Виктория таких крамольных мыслей не поверяла, боялась даже лицом их выдать.
Во время войны она устроилась работать в «Правду» на скромную должность выпускающего редактора и тут нашла себя. Виктория получила до революции прекрасное гимназическое образование, знала три иностранных языка, да и русским владела не в пример свободнее многих газетных корреспондентов. Беспощадно вылавливала ошибки, многие даже специально просили отдать статью на редактуру Виктории Ивановне Полонской.
Был как-то раз случай, уже после войны, когда прежние союзники окончательно превратились в противников и с ними на страницах партийной газеты велась яростная полемика по любому поводу.
Многие правдинские «золотые перья» сильно пили. Приходили в буфет, где продавались в то время и вино, и водка, и коньяк, и просили: «Анна Васильна, стаканчик чаю с ложечкой». Буфетчица Анна Васильевна наливала доверху граненый стакан коньяку и совала в него алюминиевую ложку. Типа это чай, а в нем сахар, надо размешать. Все знали этот секрет Полишинеля, но молчали.
Как-то раз дежурный правдинский обозреватель, засадив стакан «чаю с ложечкой» и просматривая так называемую «белую тассовку», то есть подборку сообщений ТАСС, не предназначенных для посторонних глаз, вычитал очередной недружественный выпад в адрес Советского Союза и решил построить на нем ответную статью. В тассовке была дана ссылка на боннскую газету «Генерал-Анцайгер», а обозреватель спьяну решил, что речь идет о звании и фамилии. Так и написал в ответной статье: «Некий генерал Анцайгер позволил себе усомниться…»
Эта статья пришлась не на ее дежурство, Виктория заметила ошибку, когда номер уже вышел. Подошла к автору и объяснила, какой ляп он допустил. Обозреватель побелел, заюлил, начал уговаривать Викторию не сообщать наверх. Никто, мол, не заметит, а опровержений «Правда» все равно не дает. Так и останется навек некий генерал Анцайгер, в чем-то там позволивший себе усомниться.