свою жизнь так критически изображать не умеем. Боимся. А они, стало быть, не боятся. Значит, уверены, что от правды их строй не рухнет.
Или, скажем, «Нечто», фильм, по которому Володя сходил с ума, «напряг», как он сам говорил, всю Москву, чтобы его достать. Виктория равнодушно отнеслась к ужасам и к спецэффектам, но вот идея героической гибели на морозе за Полярным кругом – тихой, стоической гибели, незаметной для человечества, которое никогда не узнает и не оценит этой жертвы, – произвела на нее сильное впечатление. Более сильное, чем «Семеро смелых».
– Пра, давай я к тебе переселюсь, – поддержала отца четырнадцатилетняя Лина. – А папа пусть едет. Я о тебе позабочусь. Тебе нельзя оставаться одной.
– А алименты будет получать твоя бывшая? – недружелюбно спросила Виктория, не отвечая правнучке.
– Она с меня уже все получила разом, – ответил Полонский, не вдаваясь в подробности. – Иначе разрешения не давала. Да ты не волнуйся, бабуль, я вас с Линой без денег не оставлю.
– Ладно, делай как знаешь, – досадливо отмахнулась Виктория. – Но я хочу, чтобы моя квартира досталась Полине.
Она не желала называть правнучку Линой, считая это жеманством.
Лина и ее отец переглянулись и заулыбались. Они поняли друг друга без слов.
Каких трудов стоило Полонскому в свое время уговорить бабушку приватизировать квартиру! Одно это слово – «приватизировать» – вызывало у Виктории чуть ли не судороги.
– Мне эту квартиру государство дало! Мне ее партия дала! И если ты думаешь, что я буду ее «приватизировать»… – Презрительные кавычки явственно слышались в голосе Виктории. – Я вроде бы еще в своем уме, но напомни, запамятовала: когда это тебе сделали лоботомию?
– Того государства уже нет, – убеждал ее внук. – Той партии больше нет.
От этих слов становилось только хуже. Виктория не желала напоминаний, что того государства и той партии больше нет.
– Вот я умру, тогда и разбирайтесь. Мне будет уже все равно. Ничего не хочу знать, – твердила она.
Наконец он придумал ход.
– Бабуль, – сказал Полонский голосом провокатора из фильма о разведчиках, – вот ты подумай: ты хочешь, чтобы твоя квартира досталась Чубайсу?!
Этот довод добил Викторию. Она не желала что бы то ни было оставлять Чубайсу.
Внук сводил ее в БТИ, они уплатили двадцать пять рублей – сиреневую купюру из еще прежнего, привычного мира, которой вскоре предстояло исчезнуть вместе с этим миром, – и им выдали регистрационное удостоверение о том, что Полонская Виктория Ивановна является собственницей двухкомнатной квартиры такой-то площади, расположенной по такому-то адресу.