Федотов с интересом посмотрел на юного собеседника, похоже испугавшегося собственной резкости.
— Вырастешь, Ванька, поймешь еще многое… О наших отношениях с чкалами. Что они возмущаются, я как раз не удивлен… Нашими идиотами недоволен. И без того отношения непростые… А они задирают Чкалов… Тьфу ты! Разберусь, со всеми негодяями разберусь, дай только с Чкаловской вернуться, утихомирить их… Да ты продолжай-продолжай, чего в дозоре дальше было?
— Побушевали они, покричали… подробностей не знаю, я ж один с Ботаники в дозоре был, они меня сторонились и до происшествия, а после и подавно… В конце концов, решили на пост не заступать. Говорят, «Свою свинскую станцию защищай сам». Спорить с ними бесполезно было, пришлось одному в туннель идти.
* * *
Ивана потряхивало от страха и злости. «Проклятые наймиты — дерзкие, наглые и безответственные! А если сейчас мутанты попрут…»
Вцепившись в автомат, казавшийся на станции всесильным и способным защитить от любой опасности, а в полумраке слабо освещенного туннеля растерявшего всю «чудодейственность», Мальгин медленными шагами продвигался к Сотому метру — месту несения караула. Сзади еще раздавались неразборчивые крики предателей-чкаловцев, уютно устроившихся у костровища, где обычно происходила пересменка, а впереди ждала лишь тьма да небольшая баррикада из мешков с песком. Конечно, был там и неплохой стационарный фонарь, отдалявший границу страшной неизвестности еще метров на тридцать, однако утешало это слабо. Отстоять весь ночной караул в гордом одиночестве — от подобной мысли холодело внутри.
«Ну я дурак! — ругал себя обливающийся потом Иван. — Нормальный человек сразу бы побежал жаловаться на станцию, а тут герой выискался. Ой, дурак…»
Когда одинокий дозорный добрался, наконец, до поста, вся спина его была мокрой, руки и ноги дрожали, а зубы выбивали нещадную чечетку.
В очередной раз, обозвав себя идиотом, Мальгин без сил плюхнулся на холодный бетонный пол, прислонившись спиной к стенке из «песка».
«Господи, да за двенадцать часов я тут с ума раз десять сойду!» Словно в ответ на безмолвный крик отчаянья из-за стены послышалось шуршание и топот множества лапок. Забыв обо всем, дозорный вскочил и бросился к станковому пулемету. В ярком свете фонаря мелькали крошечные мохнатые тушки — крысы! Не самые страшные враги человека в новой «эволюционной» иерархии, однако и радости встреча с ними не вызывала, особенно если твари собирались огромными «табунами», как любил говаривать дед. Сейчас мерзких хищников виднелось немного, всего несколько десятков, и бежали они не на баррикаду, а в разные стороны, исчезая в бесчисленных трещинах и ходах туннеля. Крысы явно были чем-то или кем-то напуганы и пытались спасти собственные, не особенно ценные шкуры. Наиболее отчаянные либо самые перетрусившие особи неслись на свет фонаря — их-то Иван и срезал очередью. Безумный грохот выстрелов и сумасшедшая отдача пулемета буквально отбросили легкотелого Мальгина назад, кинув оземь, — да так, что тот на миг потерял сознание. Когда сознание вернулось, вокруг царила густая, непробиваемая тишина: ни скверного шелеста крысиных лап, ни, к сожалению, топота кирзовых сапог бегущих на выручку чкаловцев. «Предатели!» — кольнула острая и беспощадная мысль.