— А я тебя ищу, ищу! — обрадованно кричала она. — Всех спрашиваю, где ты, а они не отвечают, смеются только. Ты почему здесь сидишь?
— Потому что посадили, — разумно ответил Иван.
— За что?
— Перебежчика упустил. А я что, виноват, если у меня стрелки хреновые?
— Крумин посадил?
— Кому ж еще!
— Я его попрошу. Он добрый. Он отпустит тебя!
— Не отпустит, Хабиба. Здесь уж дисциплина.
— А как же я? Казахи сегодня вечеринку устраивают, и я хотела с тобой пойти.
— И с Хамитом, — добавил Иван ворчливо. — Придется тебе сегодня самой его звать. А то все я, все я! Устроилась!
— А как мне его звать?
— Да плевое дело. Подходишь и говоришь: «Мечтаю нынче на вечерке погулять, а кавалера не имею. Не желаете быть моим кавалером?»
Хабиба засмеялась и показала Ивану язык:
— Глупый ты, Иван Матвеевич!
— Ну, не дурей тебя!
— Ладно, сиди. Я попозже тебе поесть принесу.
Хамит тоже сидел у окошка. Облокотившись о стол и обхватив бритую свою голову руками, он неотрывно смотрел вниз — читал.
— И этот в тюрьме! — сама себе сказала Хабиба так, чтобы Хамит слышал. Но Хамит не слышал: он грыз гранит науки.
— Того хоть посадили, а этот сам сидит! — возвысила голос Хабиба.
Хамит повернулся и посмотрел на Хабибу затуманенными, нездешними глазами:
— Зачем ты кричишь?
— Чтобы ты услышал!
— Я тебя услышал. Говори, что тебе надо.
Хабиба изнемогла от возмущения и присела на завалинку под окном:
— И с ним я должна идти на вечеринку!
Хабиба и Хамит сидели в нарядной — в коврах и узорных кошмах — белоснежной юрте. Полукругом справа и слева от них сидели парни и девушки, а напротив, на почетном месте, устроился акын с домброй. Неярко горели свечи, и все не торопясь пили кумыс. Журчала тихая — сосед с соседкой — беседа, изредка прерываемая то кокетливым вскриком, то мужественным смешком. Шел неизменный древний и вечно юный разговор ни о чем — преддверие любви.
Хамит важно молчал: военная форма и следы побоев на лице заставляли соблюдать достоинство. Его молчание чрезвычайно обижало Хабибу, которой хотелось, чтобы за ней тоже ухаживали. Не вытерпела, незаметно толкнула Хамита локтем:
— Ты почему молчишь? Ты почему мне слов не говоришь?
Не зная, что ответить, Хамит сказал нелепость:
— Устал я сегодня.
— Ты — старик! — свистяще прошептала Хабиба. — Сердце твое высохло, и ты не замечаешь, что рядом с тобой сидит прекрасная девушка!
Хамит с готовностью и заинтересованно посмотрел на соседку слева.
— Да на меня смотри! — шепотом же приказала Хабиба. — Сегодня и всегда самой прекрасной девушкой буду для тебя я!
По ее приказу он посмотрел на нее. Спокойно и обреченно поймав его взор, она ответно глянула Хамиту в глаза, и его высохшее сердце екнуло в предчувствии счастья. Вскинутые брови, полуоткрытый влажный и яркий рот, скользящие переходы овала маленького лица были перед ним. И глаза. Преданные ему глаза. Он задохнулся.