Деньги были все это время у Михаила Михайловича. Я не выходил из бистро мадам Давид. Писал и пил красный пиф. В среду, вчера вечером, в двадцать минут седьмого, писать я больше уже не мог. Потребовал тройной крепости кальвадосу. Лихорадка трепала меня на стуле. Я поднял воротник и пошел к нему. Михаил Михайлович как раз выходил из подъезда: коротенькое пальто, через плечо перекинута тросточка, — пряменький, хохотливо весел. Я понял сразу: все эти деньги он носит при себе. Обрадовался мне чрезвычайно. Мы отправились в кабак, оттуда к девкам, — старая программа. В четыре часа утра мы шли по древнейшей уличке близ Севастопольского бульвара. Михаил Михайлович пожелал скушать лукового супу на рынках... Мы спокойно шли есть луковый суп. Было только одно: несколько раз он спросил: «Что ты отстаешь? У тебя гвоздь в башмаке?» — и близко всматривался мне в лицо помертвевшими глазами. На улице было пустынно. Проехала огромная телега с морковью и цветной капустой, прогрохотала саженными колесами и скрылась за поворотом. Я отстал на шаг, мягко раскрыл наваху и вонзил ее Михаилу Михайловичу сзади в шею...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И вот... прощай... Ухожу вслед за ним...
Алексей Толстой
В снегах
Рассказ
Ночью на верху снежного холма появился человек в собачьей дохе, взглянул на открытый, залитый лунным светом крутой косогор, поправил за спиной винтовку и шибко побежал вниз на широких лыжах — закутался снежной пылью.
За ним появился на гребне второй человек, и еще, и еще, в подпоясанных дохах. Один за другим, — откинувшись, раздвинув ноги, — слетали они вниз, где на снегу лежали синие тени от сосен. Скатились и пропали в лесу.
Спустя небольшое время на ту же гору вышел волк, за ним — стая. Волк сел. Иные волки легли, положили морды на лапы — слушали, глядели туда, где под горой за лесом блестели две морозных полосы рельсов.
Волки были гладкие. Они давно шли следом за партизанами. Партизаны, через сопки и леса, забегали глубоко в тыл отступавшим остаткам войск несчастного правителя. На тысячи верст поднялись на хуторах и деревнях сибирские мужики — бросились в погоню за несметными, уходившими на восток сокровищами правителя.
Тою же ночью, невдалеке от этих мест, тащился на восток закутанный дымом товарный поезд. Дымило, валило искрами из каждой теплушки. В иных горели печки, жаровни, а где и костры посреди вагона.
У огня сидели странные люди — закопченные, с голодными, страшными глазами, в рваных шинелях, в тулупах, кто просто в бабьей шубе, с отмороженными носами, ногами, обмотанными в тряпье.