— Я его спросила.
— Спросили? — удивился Корнилов.
— Да. Когда узнала от вас, что Мишу ранили. Я позвонила Павлу Лаврентьевичу на работу. Попросила о встрече.
— Он не удивился?
— Не знаю. Он так владеет собой, — в голосе Травкиной сквозило восхищение.
— И что он вам ответил?
— Пожал плечами и сказал рассеянно: «Миша? Миша... Это какой же Миша, Еленочка? Там столько народу».
— И все?
— Все. Видите — он его даже не запомнил. Значит, поспорили из-за какого-то пустяка! И к нападению на Мишу Павел Лаврентьевич никакого отношения не имеет. А мне бог знает что померещилось. И вас я зря от дела оторвала, — Травкина робко посмотрела на полковника. — Но ходить с камнем на душе...
— Елена Сергеевна, не обижайтесь на мой бестактный вопрос, — Корнилов внутренне собрался, ожидая бурной реакции собеседницы. — А Павел Лаврентьевич отвечает вам взаимностью?
— Он, он... — растерялась Травкина. — Он очень добр, внимателен. Павел Лаврентьевич не знает о моем чувстве...
— Ну как вам понравилась эта дамочка? — спросил Бугаев полковника, встретив его в коридоре управления.
— По-моему, человек хороший. Добрый, — ответил Корнилов. — Только неустроенный.
— Хороший человек — не профессия, — Бугаев все еще не мог забыть, как Елена Сергеевна провела его.
— Конечно, Сеня. — В голосе полковника Бугаев почувствовал иронию. — Хороший человек — это такая малость. Только тому, кто придумывает афоризмы, вроде твоего, я бы с людьми запретил работать. — Он круто развернулся и пошагал к своему кабинету.
Последние год-два Корнилова постоянно мучила мысль: кого рекомендовать на свое место, когда он наконец соберется уйти на пенсию? Белянчикова или Бугаева?
Он понимал, что его могут и не спросить, а если спросят, совсем не обязательно, что с его рекомендацией посчитаются. Назначение начальника отдела в Управлении уголовного розыска такого большого города — дело совсем непростое. На своем веку Игорю Васильевичу не раз приходилось быть свидетелем того, что при выдвижении кадров выбор начальства падал вовсе не на самого способного. Разные были веяния: то искали человека «со стороны», даже из другого города. Потом главным критерием стало высшее образование, и опытнейшие «зубры», знавшие в лицо чуть ли не всех уголовников, уходили на пенсию, не дослужив даже положенного срока. Одно время создали «теорию» — в начальство нельзя ставить своего, человека, прослужившего долгий срок в подразделении. Он-де уже притерпелся к недостаткам, сдружился с людьми. Была мода на молодых и на старых, но только почему-то никак не хотели следовать естественному закону жизни, вечной и постепенной смене поколений...