Участковый отдернул руку. И не прощаясь вышел из комнаты.
— Что ж делать, сынок? Этот изверг деньги хотел. За взятку он самого черта в собственном доме пропишет! Теперь ломаться станет, цену набивать! Втрое дороже возьмет! Уж лучше б ты молчал. Без тебя договорились бы с ним! — плакала Серафима.
Егор стал одеватья.
— Куда ты вздумал пойти?
— К начальнику милиции.
— Сама схожу. Не высовывайся. Только испортишь все. Мы с Тоней попробуем уломать. Ты сиди дома. Иначе увидят тебя ходячим, тут же из дома своего выселят. А и сумеешь ли дойти! Им же не докажешь, что из последних сил добрался!
Егор задумался. Хотел позвать сестру, выглянул в коридор. Увидел, как Нинка, облапив участкового, придавила его к стене и уговаривала сладким голосом:
— Ты ж мой плюгавенький! Наплюнь ты на работу! Давай по- иеселимся от души! Давно тебя не видела! Почему не возникал иль другую заклеил? Пошли!
— Да я по делу приходил, к хозяину! — слышал Егор через приоткрытую дверь.
— Зачем он тебе?
— Выселить надо!
— Егора? К чему! Оставь его в покое! Еле ноги таскает.
— Я ему гонора поубавлю! — вскипел участковый.
— Ну и зря! Свою выгоду посеешь! Иль не видишь навара для
себя?
— Какого? — удивился участковый.
— Теперь не ты, а он будет с хахалей навар трясти. И тебе све- | м I ься не придется! Этот и за нас, и за себя сорвет!
— Куда ему, лежачий! От щелчка свалится.
— Не все время в постели валяться будет! Мы его живо на ходули вздернем. К делу пристроим, чтоб даром не канал!
— Погрызлись мы с ним…
— Помиритесь. Куда деваться? Всем дышать надо. Я улажу, если надо! Ради тебя на все согласна, мой козлик упрямый! — щебетала баба.
Вскоре она увела участкового из коридора, а Егор, закрыв дверь, рассвирепел:
— А говорили, что все на выезде работают? Превратили дом в бардак!
— Чего кипишь? Он единственный, кого впускают в комнату. Другим туда хода нет! Этот, случалось, выручал.
— Налог ему платите?
— Бывает! Зато по первому звонку появляется, когда клиенты с норовом приходят, — опустила голову мать.
— Это как понять?
— Когда девок бить хотят. Вызываем. Он клиентов забирает. Сам с ними разбирается. Их трясет. Те ему свой положняк дают, чтобы не сообщал никому, где их сгреб, потом и с нас берет свою долю за помощь.
— Эх, мать, до чего дожили! — упрекнул Егор.
— Да разве я иль Тоня в том виноваты? Самим уж ничего не нужно. Особо я! Уж умереть пора. Алешку жаль было. Другого выхода не подвернулось. Хотя искали. Не с жиру бесимся. Лишь бы продержаться! И ты не суди нас! Это все равно, что выживанием упрекнуть. Самим, особо поначалу, и горько, и гадко было. Но… Посмотрели вокруг, кто из соседей чем занят, как добывают кусок хлеба. И, скажу тебе, не легше нашего! Все в спекулянты подались… Только называются иначе. На что Свиридовы слыли порядочными людьми, теперь видеозаписями занялись. А какие записи? Смотреть стыдно. Наши девки того не знали. Посмотрели, будто университет закончили! А сосед хвалится, что у него кассеты с записями этими из рук рвут. Но мне сознался, что от внуков прячет их…