Новый мир, 2004 № 04 (Журнал «Новый мир») - страница 115

Александр Кушнер.
* * *
Наши дни сократились. Усохли и оскудели.
Словно в школьном актовом зале — торжественный запах пыли
И знамена, тяжелые от позумента и канители.
Это время не стоит доброго слова, но мы в нем жили.
Просто выцвели все тетради. Но в каждом знаке и в каждом пробеле
Полагался смысл, а заботились только о стиле.
Ничего не решают годы, тем более месяцы или недели.
Измениться уже не удастся, да и не стоит усилий.
Комментарии к нашей жизни мельче петита и нонпарели.
Все слова остались на сцене. На деревянном настиле.
Только мигает свет и сквозняк задувает в щели.
А за окном сигналят чужие автомобили.
* * *
На экране заставка Windows в виде трубопровода
Напоминает о навсегда ушедшей эпохе,
Измерявшейся киловаттами, миллионами тонн чугуна и стали.
Паром дышало железо, содрогаясь при каждом вздохе,
Дымили кирпичные трубы, покорялась прорабам природа,
Рельсы звенели, и города на пустырях вырастали.
Впрочем, нам уже не досталось ни этого дыма, ни этих строек.
Но вспоминаю подвал, где из стены торчали какие-то скобы
И проходила труба отопления, окутанная стекловатой.
И почему-то хватало на всех черно-белой злобы
Зимнего дня, и был особенно стоек
Запах спиртного и сырости, крепленый и кисловатый.
Студия или скорее, кажется, мастерская.
Выпито это вино, не осталось даже похмелья.
И до конца сохранились лишь кое-какие привычки, скажем,
Тяга к огню и железу, преклонение перед целью,
Надежда на перемены и, подробности опуская,
Вера в прогресс и любовь к индустриальным пейзажам.
* * *
Как вспомнишь лыжное Токсово, холод охватывает опять,
Запах печного дыма, непривычного, как всегда,
Тоска по слову, когда нечего, в общем-то, и сказать,
Приметы прошлого века, узнаваемые без труда,
Все многочисленные оттепели и холода,
Рассыпающаяся бумага и неотчетливая печать.
Почему-то снежные яблоки теряют запах и вкус.
Мандаринной коркой стали любые праздники. И потом
Все равно не избавиться ни от одной из обуз,
Обступающих жизнь и заполняющих дом.
Лишь холсты в Эрмитаже лоснятся фламандским льдом
И на Зимней канавке биты тройка, семерка, туз.
Обухово
Любой отдельный предмет и любое
Одушевленное существо
Теряет свою единственность,
Перемещаясь в пространстве.
Но кроме одиночества
В дороге нет ничего.
И кроме бессилия и упрямства
Нет ничего в постоянстве.
Еще мерцает гнилая ночь
Огнями грузовиков,
Еще дрожит живое железо
И дышит морозным паром.
Перед тобой — лишь гаражный замок,
Тяжелый ржавый засов,
Стальная дверь никуда,
Нечувствительная к ударам.
И так в этой жизни душно и сыро,
Холодно и темно.
И так очевидно, что ждать другой
Нет никаких оснований,