— Не похоже! — отверг Андрей. — Он вернул вам долг?
— Простит Бог! Минуту назад вы своими глазами читали расписку! — в опечаленном раскаянии раздвинул руки Песков. — Я не хотел бы, отнюдь не хотел бы!
— Значит, художник Демидов остался перед вами в долгу? Почему же он не предложил вам какую-нибудь свою картину за эти деньги? Насколько я знаю, вы коллекционер.
— Разумеется! Я страстно люблю живопись Егора Александровича, но он не хотел вступать со мной, так сказать, в серьезную куплю-продажу. Видите ли, дело прошлое, я не имею обиды. Не имею ни на йоту зла. Он несправедливо считал, что я перепродаю картины за границу, и русское искусство уходит из России. А вы лучше меня знаете: Егор Александрович был человек настроения, неординарный человек, непредсказуемая натура. У него имелось свое личное мнение обо всем на свете. Он не застрахован был и ошибаться. В приступе вспыльчивости мог даже оскорбить меня, чему вы были свидетель. Я тоже не ангел, но я не помню зла… я готов у покойного попросить и прощения… — Песков вознес скорбный взгляд к потолку и мелко перекрестился. — Небо ему судья, а не мы, смертные… Разве можно измерять обычными мерками такую сложную фигуру, такой талант? Царство ему небесное…
«Он опутывает меня, как паутиной, меняет интонацию голоса, играет глазами, красноречием и злит меня».
И Андрей сказал хмуро:
— Хорошо. Я отдам вам долг Демидова, когда у меня будут деньги.
— Я не тороплю вас, нет! — мгновенно воспротивился Песков. — Я готов забыть про долг из-за любви… из-за почитания покойного. Я лишь хочу купить картины Демидова, талант которого почитаю безумно. И, поймите, бескорыстно предлагаю немалые деньги, которые нужны вам! Повторяю: я хочу по-человечески помочь! Вам не нужна помощь?
— Не стоит, — сказал Андрей, сдерживаясь, чтобы не произнести вертевшуюся в голове фразу: «Пошли бы вы к черту с вашей помощью. Что вам за дело до меня?»
— Так уж совершенно «не стоит»? Вы против всякой помощи?
— Картины я продавать не буду, Исидор Львович. И не стоит об этом продолжать… — Он выждал с минуту, замечая, как в глазах Пескова подвижная теплота подернулась пепельной темнотой, и договорил с уважительной ироничностью: — Благодарю. Если вы хотите мне помочь, то, пожалуйста… Я буду продавать машину «жигули», правда, не новую. С удовольствием продам ее вам.
Песков вразлет распахнул полы пиджака, втолкнул руки в карманы брюк, воротник сорочки врезался в надутую шею, слившуюся с толстыми плечами. Он выговорил, задыхаясь:
— Значит, решили поиздеваться надо мной? Ка-какой остроумец! Машину! А? Мальчишка! Инфант! — крикнул он взвинченным тенором, вырывая руку из кармана и звонко шлепая себя по лбу. — У вас здесь — наследственная наглость! Вы — человек, не способный понимать элементарных вещей! Не подражайте своему деду, вы еще никто, нуль, пустое место! Мне — машину!.. Да у меня две машины, мальчишка несчастный!..