— Эх, нелегка пиратская жизнь, — посетовал я.
Отсчитал ей три двадцатки, толстуха протянула мне сдачу и искоса взглянула на стоявших в дверях Никсона и Дрыща:
— Эти, что ли, с вами?
— Да. Мы хотели для начала в городе осмотреться, а потом вернемся и перекусим.
Толстуха задумалась, буркнула:
— Могу завернуть навынос.
И снова уставилась в телевизор, где вновь начались «Герои Хогана». Теперь на голове давешнего персонажа-недотепы красовалось ведро.
Наша замечательная экскурсия по острову закончилась через полчаса. Мы прошли по всему берегу, и ни разу не захотелось остановиться или куда-нибудь заглянуть. Миновали гастроном на одной со «Снежным спуском» улице, рядом с которым стояли два новеньких блестящих пикапа с включенными двигателями. В охлаждаемых салонах за поднятыми стеклами сидели малыши, а их мамаши, тридцатилетние подобия толстухи из бара, стояли возле машин и чесали языками. Я поздоровался, женщины едва взглянули в нашу сторону и вернулись к прерванному разговору.
Кроме нас, на улице никого не было. То и дело мимо прокатывался вместительный блестящий пикап, в котором сидели люди, похожие на остальных жителей острова. Я, конечно, не претендую на исключительность своих выводов, но мне показалось, генофонд на Французском Бухле сильно истощился. Никто не сидел на веранде возле дома, потому что здесь вообще не строили веранд. Дома были законопачены, шторы задернуты, отовсюду гудели компрессоры кондиционеров. Злые трусливые собаки при виде нас подбегали к тротуару и заливались лаем. Здешние псы тоже были все как один: черные короткошерстные багамские полукровки, которых здесь называют лизоблюдами. На дворах виднелись спутниковые тарелочки и куча всякого ржавого гнилья. Блаунстон не производил впечатления тропического рая — скорее казался неизвестно как заброшенным сюда обломком Аппалачей.
Наше внимание привлекла мемориальная доска в конце улицы, возведенная здесь по инициативе Багамского национального траста. Никсон зачитал надпись:
— «Этот остров, первоначально называвшийся островом Святой Марии, был заселен в 1750 году колонистами из Северной и Южной Каролины, до конца преданными Британской империи. Преследовавшие жителей неудачи вынудили их сооружать обманные маяки, завлекавшие проплывающие мимо суда на опасные отмели, коими изобилуют здешние воды. Терпящие бедствие корабли становились легкими объектами для грабежа. Излюбленной добычей стали французские транспортники, в больших количествах перевозившие вина и бренди, которые можно было продать с большой выгодой для себя. Со временем остров получил название Французское Бухло, которое с той поры прижилось и пользуется повсеместной популярностью».