И солнце греет радостно и весело блестит, Сосулька преогромная под крышею висит.
Мальчишка тащит саночки, где горочка была, Глядит — и нету горочки. Горочка сплыла.
Ну, а зимой над домом, свистя, летел снаряд, Разил он всех знакомых и не щадил ребят.
Домой я бежала бегом — меня подгоняло нетерпение запивать стихи в коричневую тетрадь. Папа был счастлив. Ужин я получила. Но проглотила его, не заметив, упиваясь своим поэтическим успехом.
…Я исписала всю коричневую тетрадь. Папа подарил мне синюю. Потом красную: он усердно пестовал во мне маленькую графоманку. В течение всей блокады я сочиняла стишки, поэмы, пьесы… И вдруг начала понимать «одну знакомую девочку», которая забывала позавтракать. Этого папа, видимо, и добивался…
О Зойкином, если выражаться на сегодняшнем языке, «хобби» я узнала случайно.
…Теплой белой майской ночью мы спим, открыв настежь окна. Сквозь сон слышим, что по радио объявили тревогу, но, по своему обыкновению, только закрываем головы одеялами, чтобы не мешали шум и свист. Под маминым влиянием мы все постепенно стали фаталистами, даже склонный к некоторой панике папа.
Утром, спуская босые ноги с постели, я громко вскрикиваю: пятка натыкается на что-то холодное и острое.
— Ой, осколок!
— В самом деле, осколок, — подтверждает папа, подобрав кусок темного металла с рваными краями. Как он сюда попал?
Еще три снарядных осколка обнаружены тетей Соней в центре комнаты, на полу, у стола. Один даже пробороздил в паркете глубокий светлый желобок — с такой силой ворвался.
Значит, пока мы видели сны, в открытые окна летели смертоносные железки и лишь чудом миновали наши головы. Снова «Тамбурин» Рамо!
Но в общем-то осколки нас не слишком удивили: мелкие блокадные неприятности — не более.
В школе я рассказываю о случившемся Зойке. У нее загораются глаза.
— Отдашь мне?
— Что — отдашь?
— Его!
— Кого — его?
— Осколок! Только Бушую не говори, он тоже собирает.
Вот так Зойка! Мне — ни гу-гу, а сама коллекцию составляет. Сказала бы подруге, я бы, может, тоже стала собирать осколки. Мало ли мне их попадалось? Я слегка обижаюсь на такую скрытность. Но ненадолго — я не умею сердиться на Зойку.
— Покажи хоть свое собрание!
Зойка соглашается. Осколки она хранит в широком плоском ящике письменного стола. Их там уже много — и от фугасок, и от бомб, и от снарядов. Не знаю, кто Зойку надоумил, ко каждый экспонат снабжен аккуратной бумажной наклеечкой. Круглыми корявыми буквами выведены дата и место находки. Зойка устраивает для меня небольшую экскурсию по своему музею.