— Может, поднять вас? — крикнул Степин.
— Нет, тут не страшно. Вот если по крыше саданет!
Амбразура была совсем рядом — рукой подать. И жила. Ее пулеметы, простреливая пересекающиеся улицы, открывали огонь по любому челочку. Если человек падал и оставался недвижим, фашистские пулеметчики переносили огонь. Если же был еще жив, пулемет не останавливался, пока павший шевелится. Били наверняка, позиция для стрельбы отличная, и уже несколько наших пехотинцев, пытавшихся продвинуться вдоль улицы вперед, распластались на мостовой, настигнутые смертью.
Пайзанский и Блюм висели уже на уровне амбразур и приготовились бросать в них дымовые шашки и гранаты. Это поняли находящиеся в отсеке немцы: из раструбов амбразур выкатились две ручные гранаты. Громко щелкнув взрывателями, они полетели вниз и разорвались уже на земле.
—. Быстрее! Они там еще придумают что-либо!
— Зажигай дымшашки! — скомандовал Степин и, увидав, что фитили шашек уже дымят, крикнул: — Бросай!
Автоматчики взмахнули руками; один бросал левой рукой, другой правой, обе шашки влетели в амбразуры, а оттуда сразу же огрызнулись огнем пулеметы. Пули, ударившись о кругляши дымовых шашек, отбили их: шашки вывалились из амбразур и, дымя, полетели вниз.
— Придумали-таки, сволочи! — Белые от волнения лица ребят поднялись кверху.
Пайзанский рванул ворот гимнастерки, открылся острый кадык на го худой шее.
Я услыхал взволнованный голос Тертычного с противоположной стороны крыши:
— Товарищ гвардии подполковник! От вокзала к нам двигаются самоходки и танки! Открывать огонь?
С чердака, где остались наши ручные пулеметы, по немцам ударили Чорный и Гельфонд.
— Передай начальнику штаба, — крикнул я Пете Заварзину, который устроился со своей радиостанцией за пушкой, — пока я здесь, пусть берет управление полком на себя! —и вновь повернулся к добровольцам: — Хлопцы, быстрее! Там контратака! Готовы?
Оба молча кивнули, в руках у обоих опять дымились фитили шашек.
— Внимание! Приготовиться-я... Бросай! — закричал Степин.
А над нашими головами уже свистели и чиркали пули: джиу! Джиу! Фьють! Фьють! Фьють!
Тут, на высоте, они свиристели как-то иначе, чем на земле. От этого, правда, было не легче. Мы лежали на плоскости крыши, в мертвом пространстве, где сами пули были не страшны. А вот рикошеты! Рикошетируя от металла зениток и ударяясь о крышу, пули буквально визжали. Они были очень опасны, и вот уж на крыше бункера появились первые наши раненые автоматчики.
Пайзанский и Блюм бросали шашки уже без команд. Из амбразур повалил густой дым, а сквозь него все свистели пули немцев.