Как педагог Табаков мало занимался вопросами развития техники. Сила его метода
заключалась в формировании звука, большим мастером которого был он сам. Он добивался
певучего, объемного и стабильного звучания, на хорошем дыхании, звука динамичного,
излучающего энергию при любом нюансе. Работа над звуком входила в регламент ежедневных
занятий и была связана главным образом с исполнением длинных филированных звуков. Табаков
называл их "белыми нотами" - в отличие от нот зачерненных.
При всей условности этой терминологии (так и не сложившейся до наших дней) смысл "белых
нот", которые называли еще долгими, протяженными, выдержанными, был нам понятен. Каждое
удавшееся исполнение филированного звука, с хорошо рассчитанной динамикой и дыханием,
вызывало волнение, равносильное исполнению музыкальной фразы с кульминацией и спадом
звуковой волны. Сам Михаил Иннокентьевич с потрясающей выразительностью демонстрировал
это в классе. Филированный звук в верхнем регистре он начинал пианиссимо атакой и крещендо
доводил до головокружительного фортиссимо. При этом мышцы его лица - человека,
перешагнувшего 70-летний порог, - играли, как бицепсы у спортсмена, а звук, не шелохнувшись,
оставался стабильным. Затем, уводя его на диминуэндо, он немного поддувал щеки и переводил
1
звучание в стадию "свободного парения '. Казалось, здесь уже не требовалось ни дыхания, ни
анергии губ, звук сам жил, двигался, излучал энергию и постепенно, долго исчезал до такого
тончайшего пианиссимо, что невозможно было уловить момент его окончания, настолько он
сливался с акустическим отзвуком в классе.
Отсюда берут начало неповторимые скрябинские и вагнеровские фразы, которыми
прославился Табаков. Владение звуком у него было феноменальным.
Ежедневно лучшее время и свежие силы мы отдавали исполнению "белых нот" - развивали
дыхание, звук, выдержку, слух. На эту работу уходило от 40 минут до часа. Затем играли этюды,
тоже для звука, или упражнения на легато - интервалы в медленном темпе. После таких занятий
губы были хорошо заряжены, но и порядочно утомлены - настолько, что для изучения репертуара
уже не хватало сил, требовался многочасовой перерыв. Однако даже ночного перерыва для отдыха
не всегда было достаточно - снова наступало время утренних "белых нот", а губы не успевали
отдохнуть...
В те далекие годы, при абсолютном авторитете профессора, самим студентам трудно было
еще разобраться в том, что филированные звуки в таком объеме утомительны для губ и в целом
неблагоприятно отражаются на дневном режиме занятий и работы. Перманентное состояние
утомления мешало определить истинные возможности исполнительского аппарата. Мы постоянно
жаловались на отсутствие выдержки, не подозревая, что при таких активных занятиях надо
элементарно дать губам хорошо отдохнуть, а за два-три дня до ответственного выступления
снизить интенсивность нагрузки.