— Давайте не будем уходить в область отвлеченных истин, — произнесла Натали, которой довольно трудно было переключиться и начать вести с ним диалог. — Постарайтесь выслушать меня и понять, почему я позволила себе сделать тот звонок…
— Я готов, — вздохнул Вэл, понимая, что она сейчас скажет ему то, что он и сам десятки раз говорил себе. Но одно дело, когда ты сам, и совсем другое — услышать правду от постороннего человека. Он вдруг с ужасом вспомнил Жаклин.
— Я работаю не так давно. И у меня помимо Дика еще есть подопечные. Но вы не представляете, как он отличается от других детей. Мне стоило долгих усилий заставить его просто говорить со мной. Знаете, чем он занимался, когда не было занятий? Он мог целый день сидеть на лавочке и разглядывать облака. В этом занятии нет ничего плохого. Но не в его случае. Он был так ужасающе одинок, так беспредельно молчалив… Он все делал правильно, но я видела, что ему совершенно не хочется жить. Вы понимаете, что такое «не хочется жить», когда тебе всего десять лет? Вы видели его рисунки?
Вэл удивленно поднял брови. Потом покачал головой — Дик не только не показывал ему рисунки, но даже не говорил об этом.
— Вот видите, — огорчилась Натали, и это ее восклицание поставило все на свои места.
Она не была врагом ни ему, ни Дику. Он все правильно вчера понял. Она слишком уязвимая и добрая, чтобы быть кому-то судьей. Она верит в воскрешение. Она знает, что следом за зимой всегда приходит лето… Она любит его сына и страшно переживает, что Вэл, по ее мнению, не может любить его так же сильно. Дурочка. Милая, честная, наивная девочка… Хотя ему понадобилось достаточно много времени, чтобы понять, что есть только один человек на земле, ради которого стоит жить. И этот человек не тень прошлого, а его собственный ребенок с синими тревожными глазами… Он почти не слышал уже, что она говорит. Он только видел, что у нее чуть дрожат губы и напрягается шея. И еще, что она пытается спрятать руки в карманы, которого нет в ее прелестном строгом жилете.
Вэл дождался, пока она договорила и остановилась. Лицо ее было жалким и почти некрасивым сейчас. И он вдруг понял, что теперь еще отвечает и за нее, за эту откровенность и несгибаемость, за ее смелый подбородок и худенькие плечи, за ее отвагу и готовность биться с сильным мужчиной за его же собственное счастье.
— И что вы предлагаете? — спросил он почти равнодушно, потому что уже все решил, пока она что-то отчаянно втолковывала ему.
— Я же уже сказала, — растерялась Натали. — Вы что, меня не слушали?
— Слушал, — кивнул Вэл. — Повторите еще раз, и помедленнее.