Он отлично это знает. Когда он недавно говорил ей об этом, он был полностью уверен в том, что сможет это сделать. Но вчера, когда у Большого канала смотрел на светящийся круг, он споткнулся о свою мысль. Нет, я знаю. Нельзя сомневаться. Но я засомневался на мгновение, и не получилось. Мне жаль.
Мне тоже, Зэт. Я была так уверенна, что ты пошлешь мне привет. Она действительно расстроена.
Но зато, Сабатин, или — вместо этого… может, ты приедешь в Венецию?
В смысле?
В прямом.
Сейчас? Да?
Да.
Но что я скажу Франсуа? Она начинает плакать в телефон. Я не могу больше лгать, Зэт. Просто не могу. Нельзя лгать тому, кто тебе дорог. Это ужасно. Я не могу.
Кто сказал, что существует только одна правда? Его голос странный, когда он это говорит, почти беззвучный. Здесь большая фотовыставка.
Да?
По крайней мере, она может открыться. Я закажу номер…
Но у тебя, наверное, есть номер?
В смысле, двухместный номер. Я скоро тебе позвоню и скажу название отеля. За билет плачу я.
Но, Зэт…
Он положил трубку.
Рядом с телевизором звонит телефон. Легко догадаться, что в гостиной, там, где телефон стоит рядом с телевизором, маленький и недовольный ребенок.
Алло, Роз, ты слышишь меня?
Да, алло. Это ты?
А что, не похоже?
Похоже. Как хорошо, что ты звонишь. Ты уже покатался на гондоле?
Нет, это развлечение для молодоженов и тупых американских туристов. Тебе что-нибудь привезти из Венеции?
Какой ты внимательный. Какие-нибудь красивые-красивые-красивые золотые туфельки.
Какой у тебя размер?
Токе, ты отлично знаешь. Ты же сам говорил, когда я ходила в твоих ботинках, — на шесть размеров меньше, чем у тебя.
Да, точно.
У тебя все хорошо? Мне кажется, ты немного…
Нет, все в порядке. Мне нужно вернуться на совещание, и я не хочу тебе больше мешать; какая, однако, малышка сегодня сердитая.
Токе. Ты доставил мне огромную радость.
Он стоит в телефонном пузыре рядом с Академией. Причаливает вапоретто. Элегантная женщина с двумя хорошенькими детьми идет быстрым шагом по мосту. Он сразу замечает ее. Это она.
Женщина, которую он встретил в поезде двадцать лет назад. Он уверен настолько же, насколько не уверен. Направляется в ее сторону. Она останавливается и раскрывает коляску для младшего. На ней белые кожаные перчатки, хотя, должно быть, в них жарко, шелковое платье цвета лаванды и белый шифоновый платок на голове и вокруг шеи, темные очки, à la Грейс Келли. Тогда, в поезде Рим–Венеция, она тоже была похожа на актрису кино. Они вели длинный философский разговор, какой можно вести, только если ты молод и можешь одновременно понимать все и ничего. Они проговорили всю ночь. Она была красивая. Она все еще такая. Эти двадцать лет украшают ее. На следующий день она пригласила его на свой день рождения. Но когда он пришел по условленному адресу, то увидел, что это был дворец на рио де Сан-Кассиано, с ковровой дорожкой на лестнице, большой моторной лодкой на двенадцать человек, светлыми кожаными стульями и красно-белыми полосатыми ограждениями, маркирующими место причала. Мужество покинуло его.