Мне было сорок, когда я встретила Жака. Она произносит его имя более сочно, чем обычно. Это был тридцатилетний бабник, golddigger[11] (снова с акцентом, как у Мориса Шевалье). И он был моим мужем. По крайней мере, он стал моим. Но я так никогда и не стала его. Когда он ушел от меня, мне было сорок девять и я была грузной старой женщиной.
Но, мадам Флёри, вы все еще выглядите…
Она смотрит на него строго. Лестью вы ничего не добьетесь, Эрик. Если хотите видеть, как женщина светится, нужно делать ей комплименты, не дожидаясь ее просьбы. Дайте-ка мне пастис.
Не слишком ли вы любите это дело, мадам?
Мой личный врач, кстати, очень хороший, не то, что этот кузнечик в клинике, говорит, что для меня это полезно.
Если это тот, который продлил ваши водительские права, то я, честно говоря, не стал бы прислушиваться к его советам.
Я делаю это только тогда, когда мне удобно.
Эрик подает ей пастис.
Нет-нет, в моей жизни все совсем не так, как я хотела бы. После Жака я не знала мужчины.
Эрик подмечает старое, почти библейское выражение, являющееся резкой противоположностью ранее употребленному выражению дворовых мальчишек.
И, честно говоря, от этого не весело. Если испытываешь радость на нижнем этаже, то свет наверху погашен. Все сводится к сексу, и если политики, священнослужители или просто приличные люди утверждают что-то другое, то им же хуже.
Не об этом ли он думал недавно, когда сидел в «Bouquet du Nord?» Что двигателем всего является секс? Но он все равно не знает, что ответить на откровенные высказывания мадам.
Что это вы вдруг замолчали? Вы, наверное, думаете, что такая старуха, как я, не должна так изъясняться. Конечно, у меня уже седина между ног, даже паутина, но на чердаке у меня не водится крыс. Все думают, что секс для молодых турухтанов с волосатой грудью, но это, по моему твердому убеждению, абсолютно неверно. Я считаю, что любовь — проза, а секс — поэзия. Любовь между мужчиной и женщиной — масло на хлебе, секс — икра. Люди не перестают по нему скучать, даже когда у женщин начинает виснуть грудь, а у мужчин седеет торс.
Эрик откашливается. Почему же вы снова не вышли замуж? Ну, после Жака.
Потому что я хотела быть только с Жаком.
Но он же сделал вас несчастной.
Может, поэтому я и хотела быть с ним? Должна вам сказать, что человек так много всего чувствует, когда несчастен. Кроме того, мы умело веселились и обожали тратить деньги. Далеко не с каждым можно смеяться. Сейчас он живет на то, что осталось от половины моего состояния, живет где-то на юге с сорокалетней истеричной теткой. По-моему, она у него пятая.