— Хочешь кофе? — приветливо спросила она, и он невольно остановился.
Лицо ее было чисто вымыто, а волосы черной блестящей волной падали на плечи.
Он никогда еще не видел Брук такой растрепанной и такой желанной, и ему было приятно сознавать, что именно он стал причиной ее столь обольстительного, даже порочного вида.
— Я лучше пойду, — сказал он, переступив с ноги на ногу. — Мне на дежурство, — он взглянул на часы, — через час.
Она затянула пояс любимого темно-лилового халата, который часто носила дома. Атласные складки облегали знакомые изгибы. Как ему хочется снова прижать ее к себе, хочется… Дункан встряхнул головой. Брук Бейли была тем, что он не позволит себе иметь.
— Да? А я должна идти в магазин.
Она закинула назад волосы, снова упавшие ей на плечи. Он увидел разочарование, затуманившее ее голубые глаза. Его сердце забилось вдвое чаще. Брук налила себе чашечку кофе.
— Сочельник. Последний день безумств.
Как он хотел глубоко погрузить руки и лицо в ее волосы, поцеловать шею, вдохнуть ее запах!..
— По крайней мере до двадцать шестого, верно?
Она засмеялась. Как чудесно она смеется! Брук глубоко засунула руки в карманы и вздохнула.
— Это был и в самом деле великолепный год!
Дункан слышал ее слова, но видел нечто большее. В ее взгляде читался скрытый намек, что он имеет к этому Рождеству самое отдаленное отношение. Отчасти ему это нравилось. Очень даже нравилось. Но самая большая часть его существа, часть, которую он глубоко скрывал и существование которой отрицал в течение многих лет… именно эта часть думала о будущем, о возможности провести с этой женщиной много замечательных лет, отпраздновать уйму праздников Рождества.
Глубоко выдохнув, Дункан сделал шаг назад и надел куртку.
— Я лучше пойду.
Она кивнула и одарила его улыбкой вполне довольной женщины.
— Спасибо! За балет.
— Конечно, — ответил он. — Славный был вечер!
— Да. Славный. — Она подошла поближе, хотя их по-прежнему разделяла барная стойка. — Я уверена, тебе надо почаще это делать.
Если она говорила исключительно о балете, он с ней не согласен. Если она говорила о том, что нужно иметь время на развлечения, что ж, это избитая мысль. Он уже давно забыл, что такое развлечения.
Но если она говорила о времени между полуночью и четырьмя часами, черт возьми, — да, это то, что ему надо и чем он хотел бы заниматься почаще. И он хотел заниматься этим только с ней! То же самое можно было сказать и о чувствах, которые Брук пробудила в его душе.
— Не знаю. Думаю, с тебя уже достаточно терпеть меня.
Она снова засмеялась. У него внутри все сжалось. Он протянул руку к дверной ручке.