Он протер правый глаз, который тоже был затуманен, но слепотой, а левым следил за Вегой почти прямо над его головой, сразу опознаваемой по стальному голубому блеску. Но она напомнила ему глаза брата, а потому он быстро перевел взгляд на Полярную звезду в ручке ковша Малой Медведицы, известный знак постоянства для людей в море.
Постоянство? А, нет! Великий ученый Лаплас верил, что законы, управляющие Вселенной, неизменны, однако Александр не мог с этим согласиться. Как можно не понять, что всеми нами управляет лишь случай? Как можно не видеть, что самые ошеломительные вычисления, на какие способен человеческий мозг, могут быть перечеркнуты появлением нежданного метеора, или взорвавшейся звездой, или постепенным беспощадным притяжением небесных гигантов?
Или появлением синеглазого единоутробного брата Джонатана, который всегда презирал своего старшего брата; Джонатана, суть обязанностей которого была для Александра книгой за семью печатями, кроме того факта, что он занимался чем-то секретным по поручению правительства в каком-то безымянном правительственном департаменте; Джонатана, чье лицо покрывал страшный синяк, а глаза были стальными, как Вега, если только их не затуманивала усталость, или горечь, или обе вместе…
Александр услышал, как колокол церкви Святого Иоанна отбивает полночь, и в последний раз обвел взглядом дразнящее изобилие ночного неба. Где-то там царила небесная гармония, где-то там царили порядок и мир, и на мгновение его жаждущее сердце вознеслось высоко над крышами низменного Кларкенуэлла, далеко-далеко от тягостности, оставленной таким несвоевременным визитом Джонатана. Он вспомнил последовательность чисел Тициуса, которую так неуклюже, так беспомощно пытался объяснить сводному брату; и вновь задал себе вопрос: зачем Джонатану потребовались сведения об этих астрономах?
Его пробрала дрожь, а так как ночной воздух становился холоднее и холоднее, он с тяжелым сердцем начал все убирать. Посмотрел на северо-запад, на темные луга и пустоши, которые тянулись за пустынной дорогой к Хэмпстеду. Далеко за деревьями он различил дымящиеся печи Бэгнигг-Уэлса, чей смрадный чад загрязнял сельские просторы даже в столь поздний час. Он повернулся и спустился вниз.
Дэниэль догадался, что в эту ночьего хозяин больше не станет наблюдать звезды, и уже приготовил ему ванну в спальне. Мальчик зажег свечи, а также и огонь, чтобы согреть знобкий воздух. Теперь он ждал, чтобы помочь Александру, но в его широко раскрытых глазах все еще прятался страх, вызванный ночным посещением.