Поднялось солнце.
— Вот тебе и чудо, разве нет? — сказал Мускус. — А я, знаешь, привык своего добиваться.
— Это похвально, — всхлипнула женщина. — А вот мне никто никогда в любви не признавался. Смешно, да? Да у нас в городке и слова-то этого стесняются…
Мускус промолчал.
Дома Мускус извлек из чулана коробку с револьвером, который его отец выкопал на огороде (когда-то в этих местах было жестокое сражение, после войны саперы еще годами разминировали поля и леса, а местные жители под шумок норовили разжиться кто тротилом — рыбу глушить, а кто и оружием неизвестно для чего). Много лет револьвер бездельно пролежал в коробке, завернутый в промасленную тряпицу, и всякий раз мать, если мать вспоминала об оружии, просила Мускуса выбросить наган в помойку либо же сдать в милицию.
Он проверил барабан, ствол и спусковой механизм, зарядил револьвер одним патроном и отправился в гости к Настеньке и ее мужу.
— Ты, скотина безрогая, — с порога начал он, — или ты даешь ей развод, или я тебя дуэлирую. Понял?
Мужчина за столом скривился.
— Развода она не просила и не попросит, а дуэлировать ты меня, рванина, разве что из жопной дырки сможешь.
Мускус вынул из кармана револьвер.
— Не надо, Виктор, — заплакала Настенька. — Мне нельзя волноваться: у меня будет ребенок.
— От меня, — сказал Мускус.
— Не важно! — взвился муж. — Пшел вон, сиволапый!
Мускус нахмурился.
— В барабане один патрон, — сказал он. — Про русскую рулетку слыхал? Предлагаю.
— Миша! — закричала Настенька. — Я все равно никого, кроме ребенка, не люблю. Не делайте этого!
— Пшла вон! — велел муж, и Настенька убежала наверх. — Я первый, потому что это ты мою жену с панталыку сбил.
Они вышли из дому и остановились в тени.
Михаил крутанул барабан и, глядя побелевшими от бешенства глазами на Мускуса, нажал спусковой крючок. Раздался сухой щелчок.
— Не повезло тебе, — съязвил Мускус. — А вот мне всегда везло. И сейчас — тьфу, нечистая сила! — повезет.
Он с улыбкой уткнул ствол в висок — грохнул выстрел. Мускус упал.
— Шума, конечно, не оберешься, но все вышло по-моему! — торопливо проговорил Михаил, взбегая на крыльцо, где поджидала его Настенька. Хочешь — сходи за дом, убедись: моя взяла.
— Считать не умеешь, — сухо ответила Настенька. — Взяла — моя. Подвинься.
И ушла с чемоданчиком в руках вон со двора.
Она поселилась у матери в крошечной комнатушке под крышей, родила мальчика, которого назвала Виктором.
Принимавший роды врач хлопнул малыша по попе.
— Хорошо кричит! А пахнет! — Доктор аж зажмурился. — Ну чистый мускус! Просто зверский.
А через три или четыре дня Настенька получила телеграмму от Мускуса (нарочно задержанную — по уговору — его дружком, начальником почты), в которой значилось: «Ja tebia liubliu». Он постеснялся писать русскими буквами слова, которые в городке никто не произносил вслух.