— Велел отравить раненого Пансу, чтобы расчистить себе дорогу к консулату.
— Мы знаем, кто этот сын Цезаря, — насмешливо подчеркнул Фавоний, — от него так и пахнет ростовщической породой. Что? — закричал он, заметив движение руки Цицерона, собиравшегося возразить. — Ты легковерен, Демосфен великого Рима! Ему приказано спешить на помощь Дециму Бруту, а он медлит…
Цицерон не ответил и, взяв Фавония под руку, отвел его в сторону.
— Лепид должен быть объявлен врагом отечества, — сказал он, — подлый проконсул, которому мы доверяли, оказался изменником, и я решил принять строжайшие меры. Когда Октавиан отправится в поход…
— Понимаю, — кивнул Фавоний. — Мы объявим Лепида врагом и отсрочим выполнение проскрипции, чтобы дать время воинам покинуть проконсула. А потом?
— Что потом? Октавиан и Децим Брут разобьют Антонии, и республика будет спасена.
— Ты очень доверчив, Марк Туллий! Октавиан — трус, и едва ли можно рассчитывать на него…
— Октавиан знает, что у Децима десять легионов, у Планка — пять, у Азиния Поллиона — три, у Марка Брута — семь, у Кассия — десять, а всего тридцать пять легионов, не считая кораблей Секста Помпея и моряков, которых он купил в Африке. Неужели с такими силами мы не сможем противостоять четырнадцати легионам бунтовщиков?
— А ты уверен, что легионы не перейдут на сторону Антония?
Цицерон отшатнулся.
Вопрос Фавония был страшен: он давно уже беспокоил оратора, который боялся даже думать об этом, а друг спросил, точно предательство было вполне естественным делом.
— Измена? Не может быть. Подождем событий, — сказал Цицерон, упрямо сжимая тонкие губы.
Ждать пришлось недолго — пролетели три недели, и Октавиан, не получивший консульства, выступил в поход. Лепид был объявлен врагом отечества, а проскрипция против него отсрочена на два месяца. Сенат торжествовал, все, казалось, было в порядке. И вдруг в июльские иды прибыло в Рим посольство от Октавиана. Испуганный сенат слушал центурионов и воинов, которые нагло говорили, перебивая друг друга:
— Легионы требуют избрать нашего вождя консулом…
— …отменить проскрипцию против Антония и Лепида…
— Мы не пойдем против ветеранов Цезаря… Цицерон вскочил.
— Измена? — крикнул он. — Октавиан с бунтовщиками? Так ли это? О, боги! — обратил он глаза к Капитолию: — Слышите и видите, что происходит?
— Нужно ответить на требования посольства, — шепнул ему Фавоний.
— Голосуйте, — махнул рукой Цицерон и опустился в курульное кресло. Он был бледен, губы посинели, на лбу выступил пот.
Голосование оказалось не в пользу посольства, — центурионы и воины покидали курию с угрозами.