Ярдли, недоверчиво посмотрев на Саймона, вновь устремила взор на статуэтку. Невероятно, но она вдруг заметила легкое фамильное сходство в строении их скул, носа, в темных волосах.
— Боже, кажется, вы говорите правду!
— Я всегда говорю правду. Такой вот выверт натуры, если желаете.
Вновь и вновь Ярдли всматривалась в статуэтку. Сходство столь крошечной фигурки с живым человеком может быть лишь совпадением, случайностью. Но такой прожженный ловкач, как Саймон, способен с легкостью воспользоваться этим сходством и нажить себе на нем капитал. Говорит он вроде бы искренне, но Ярдли вспомнила, как он однажды сказал: собираясь солгать, необходимо следить за мимикой. Сам, значит, за мимикой следить умеет.
— Даже если это действительно ваша прабабка, мой прадед мог видеть ее и, потрясенный ее красотой и трогательностью, вылепил.
— Вы, Киттриджи, ничуть не изменились. — Саймон покачал головой.
— Могу допустить, — сказала Ярдли, — что вы искренне верите, будто статуэтка по праву принадлежит вам. Если она была взята у вашей семьи без выплаты компенсации, готова признать свою вину. Но я никак не могу согласиться с тем, что у вас есть право подрывать репутацию моей компании. Чего, если не ошибаюсь, вы и добиваетесь. Уж лучше пошлите к черту эту свою уверенность в собственной правоте, потому что если вы и дальше будете пытаться исполнить свои планы, то допустите роковую ошибку. И она дорого вам обойдется, так и знайте.
Он смотрел на нее довольно холодно.
— Это дело касается меня и вашего деда. Вас лично оно затрагивать не может.
— Мой дед мертв. Разве нельзя наконец оставить его в покое? Какие бы ни водились за ним грехи, он сполна расплатился, познав, прежде чем умереть, ад на земле. Разве этого не достаточно? В конце концов, он не вынашивал планов погубить ваше семейство.
— Да он никогда и не задумывался, кто или что может быть им погублено, когда речь шла о том, чего ему хочется. Он просто брал и присваивал это себе, мало думая о бедах, которые обрушатся на головы других. Мы просто попались на его пути, как многая другая мелюзга, которая выползала на его дорогу и которую он переезжал, не глядя.
Дрожащей рукой она ткнула Саймона в челюсть. И хотя это был совсем незначительной силы удар, он потряс его до глубины души, а она, несмотря на краткость соприкосновения, почувствовала, как ее пронизала сила его напряженной энергии — будто током ударило.
— Я смотрю на вас, Саймон, и вижу человека, который внешне прекрасен и душевно благороден, но, увы, слишком подвержен своим неизжитым комплексам, так что они руководят им, а вовсе не добрые намерения. Я ошибаюсь? Или вы скажете, что я вижу только то, что хочу видеть?