— Не… плачь…
Я киваю головой и пытаюсь вытереть слезы.
— Не буду, — напрасное обещание. Мы оба это знаем, но все равно смотрим друг на друга и верим.
— Ты уже все знаешь?
— Да.
Врать тоже не надо. Мертвым не врут. И полумертвым тоже. Врут, когда хотят жить.
Он жадно смотрит на меня, перебегая взглядом с глаз на лицо, на руки, на тело и опять в глаза.
— Прости… не выполнил… обещание…
И что на такое ответить? Сказать: «Ерунда, еще выполнишь!» — и соврать…
— Я выполню — я буду любить тебя всегда.
— Не надо… отпусти.
О чем это он?
— Я… тебя… не… люблю.
Врешь! Почему же из глаза к виску убегает одинокая капелька?..
— Нет. Я тебя спасу! Я тебя люблю! Понял?!
— Нет… отпусти.
Рандир закрывает глаз и пытается отвернуть голову. Разговор закончен?
— Ран! Ран!
Я хочу его обнять, прижать к себе и больше никогда не отпускать. Никуда.
Меня силой выводят из шатра и держат до тех пор, пока я перестаю биться в их руках.
~~~
Спотыкаясь, иду сквозь строй госпитальных шатров. Как сквозь строй шпицрутенов. Каждый их взгляд вопрошал — мы тоже солдаты, мы тоже умираем, почему ты жалеешь только его?! Израненные, колотые, резаные, рубленые — они были еще живы, чьи-то мужья, братья, возлюбленные. Они такие же солдаты, как и Рандир. Каждый из них знал, на что шел, и сражался за то, во что верил. Рандир тоже верил… верил в меня. В то, что я пойму и не буду жалеть его. Я понимаю, Ран, только больно, как же больно!
Меня догнал Улетов. Пошел рядом.
— Ника, пойми — это война.
Кивнула — понимаю.
— А на войне мужчины гибнут.
Кивок.
— Рандир — герой. Без него ур-хаи пошли бы другой дорогой, и мы бы опять целовали им хвост. Не плачь, Ника, успокойся…
Да как они меня достали со своим «успокойся»! Будто я кисейная барышня! А что — нет?! Две истерики подряд с кучей соплей и слез — чем не баба!
— Вячеслав Иванович, извините — сорвалась. Я ведь его люблю…
— Знаю, доча… И он тебя тоже. Я видел по нему еще в замке. И здесь… он только про тебя и думал.
— Вячеслав Иванович, вы видели?
Мужчина смутился, попытался отвести взгляд, но я схватила его за руку и сжала, вынуждая смотреть мне в глаза.
— Видел, сдалека… Ну вот опять плачешь!
— Они сами текут… ну их! Я в порядке. Расскажите!
— Ну нет! Хватит того, что ты его увидела.
— Вячеслав Иванович, я прошу. Пожалуйста. Вы же знаете меня, я умею держать себя в руках… истерик не будет.
— Не надо тебе это знать, поверь, дочка. Пытали его ур-хаи страшно. Я сам чуть пару раз не сорвался… не бросился его освобождать. Я ведь его тоже… как сына… Но ты пойми, что простому перебежчику урхаи не поверили бы. Тут важно было расколоться в нужный момент, чтобы ур-хаи ничего не заподозрили. Их маги очень недоверчивые. Он выдержал до конца. И сказал так, как было нужно.