— Какими?
— Тупые люди очень туго и медленно поднимаются по служебной лестнице, а потому дорожат достигнутым. Отними, вышиби эти ступени, и не станет опоры! Ведь это дало им положение, дутый авторитет, зарплату, возможность беспредельни- чать. Отними все это, и они не смогут жить. Либо спиваются, либо стреляются. Как правило. А спившийся — не личность. На него собаки мочатся. Он познает в полной мере на собственной шкуре цену унижений и мордобоя. Иные замерзают под забором, других собутыльники разорвут за глоток вина. Своей смертью мало кто из них умер. Потому, зная это, многие пускают себе в лоб пулю, когда понимают, что их карта бита.
— Э-э, нет! Наш участковый не застрелится! У него натура хорька. Своей вонью десяток задушит. А сам слиняет канать в другую нору. Их у него по тайге с десяток в запасе, — не согласился Тимка.
— На всякого хорька находится и охотник, и капкан.
— Но сколько куfi порвет, гад, пока нарвется на такое! — невесело усмехался Тимка.
— Тем страшнее итог. У молодых еще есть надежда начать все сначала. Когда молодость ушла, на выживание сил остается мало. Заметил? Молодые птицы высоко в небо поднимаются. А старые не любят покидать гнездо. Потому что молодые занять его могут. Второе сложить — сил нет. Птицы — не люди. А понимают. Орел до тех пор орел, пока парит над горами и владеет ими. А орел в гнезде — уже вороном стал. И даже мыши наглеют, перестают его бояться…
— Участковый всю жизнь нашего брата будет считать вором, — вспыхнул Тимка.
— Поднимись выше мести. Она тебе, кроме горя, ничего не даст, — оборвал Кравцов. — Участковый совершил убийство и предстанет перед судом. Я сам этим займусь.
- Тимофей! Скорей открой! — послышался снаружи голос Дарьи. — Ты спал? Нет? А я испугалась.
— Чего? — удивился Тимка.
— Милиция сгорела! Говорят, сожгли ее воры! Бензином облили и никому не дали выйти. Всех приморили. И участковый там был, — говорила Дарья торопливо, входя в дом. Включив свет, увидела Кравцова, покраснела, закрыла рот ладонью.
Кравцов торопливо поднимал упавшую под стол шапку.
— Извините, задержался я у вас, — заторопился он к двери.
На улице ему в лицо пахнуло запахом гари. До слуха донесся гул людских голосов.
Бывшее здание милиции теперь осело черным ребрами, дымились вздыбленные решетки, сейфы. Обугленные трупы, застрявшие в оконных переплетах и решетках. Скорчившиеся. Попробуй пойми, кем он был пару часов назад.
Чуть в стороне сердобольные старухи отливали водой одуревшего от дыма мужика. К сейфу рванулся. Старое вспомнилось. Руки зачесались. Открыл. Думал, деньги найдет. А там всего-то полбутылки водки да кусок колбасы…