— К кому идти? К тем, кто моих убил, так? Они и по мне вскоре розыск объявили. Сообщили родственники, — нахмурился старик.
— В прокуратуру надо было.
— Да что вы, гражданин начальник! Кто ей поверит? Нет у нас законов. У кого кулак сильнее, тот и прав. Кто кого зажал, тот и барин…
— То-то повсюду люди слезами умываются от тех законов. Тут уж не до них, выжить бы как-нибудь.
— И все ж прав старшой. Плохо, хорошо, но в своей семье разбираемся сами, без соседей. И тут, я думаю, согласиться в полицаи, чтоб своего убить, дело последнее, — вставил Генка.
— Своего? Это свои моих детей поубивали? Свои — мою семью порушили? — вскочил старик. Его губы тряслись. — Ты роди, вырасти их, потом поймешь, как они дороги, как нестерпимо больно их терять. Уж лучше бы я не дожил до того дня!
— Зачем же с помощью немцев это делали? Иль самому духу не хватило? — шпынял Генка.
— Немцы ловили. Я опознавал и казнил. Сам. Одному мне не поймать бы их всех. А тут помощь. Какая мне разница от кого? Я ненавидел их больше, чем все вместе взятые фрицы. Я готов был остаток жизни раздать за каждого пойманного обидчика и убийцу моих детей. Мне было наплевать, кто помогает мне и кому на руку моя злоба. Я свое сделал. И любой отец на моем месте так же поступил бы. Иль я не прав? А кто из вас не воспользовался бы этим случаем, может, последним в жизни? Кто обвинит меня за случившееся? Если не было закона, чтоб спасти моих детей, где закон, обвиняющий меня? Да я на всю жизнь возненавидел власть, пославшую ко мне убийц! Я никогда не смирюсь с нею!
Старик упал, из его рта пошла пена, он задергался, забормотал что-то непонятное.
— Снова приступ…
— Ребята! Эй, мужики! Держите его. Окалечится, помогите! — просил Тит, с трудом удерживая беснующегося старика.
Шмель указал фартовым взглядом. Те скрутили человека. Придержали. Едва приступ прошел, выпустили из рук.
Старик лежал у костра на заботливо подсунутой под него телогрейке.
— Давно эго? — спросил Шмель.
— С того самого дня. Как ребят моих убили. В тот день трепать стало. Когда вспоминаю их — начинается. Мне бы внуков нынче баловать. На санках катать, будь сыны живыми. Да Бог не дал радости. Как пес по зонам мотаюсь в старости.
— Ты, дед, не дави на жалость. Здесь почти все с побитой душой. Не без потерь в сердце. Судьбы у всех покалечены. Но
’ руки в крови не марали. Не подыгрывали врагу! Не позорили себя и род свой, нацию, народ не срамили на весь свет. Тебе больно, пусть другим не легче будет, так, что ли? Люди в войну жизни положили, чтоб от врага землю очистить, а ты с врагом пришел? Привел их на нашу землю мстить за сынов своих. А сколько у других убито — отцов и сыновей? Ты о том подумал? Реки крови текли. А все такие, как ты, помогали! Из-за кучки негодяев ты свой дом, землю, могилы детей предал! Старый негодяй! Попадись в мои руки, не пожалел бы! — вспылил Новиков.