— Нам надо будет подыскать ему какую-нибудь одежду, — сказал граф экономке. — Посмотрите в моих старых школьных чемоданах, что на чердаке стоят. Это для начала, со временем мы подберем ему что-нибудь получше.
— А младшая девочка, господин граф?
— Пока рано, Бриджит, — ответил он и прекратил разговор на эту тему, предупреждающе покачав головой.
В голове Ганнибала, пока он шел к дому, теснились образы: мерцание света на булыжнике двора, блеск намокших от дождя лошадиных спин, блестящие перья красивой вороны, пьющей воду у водосточного желоба на углу крыши, дрогнувшая высоко в окне занавеска, блеск волос леди Мурасаки, потом — ее силуэт.
Леди Мурасаки распахнула рамы. Вечерний свет коснулся ее лица, и Ганнибал из бесплодных пространств кошмара сделал первый шаг на Мост грез…
Переместиться из казармы в отдельный дом, к домашнему очагу — какое сладкое избавление!
Вся мебель в замке была странной и приветливой, в ней смешались разные эпохи и стили. Граф Лектер и леди Мурасаки достали эту мебель с чердака, когда мародерствовавшие нацисты были изгнаны из страны. Во время оккупации вся достойная мебель, стоявшая в этом замке, покинула Францию на поезде, направлявшемся в Германию.
Герман Геринг, да и сам фюрер давно желали заполучить картины Роберта Лектера и других крупных французских художников. После захвата страны нацистами одним из первых побуждений Геринга было арестовать Роберта Лектера как «славянина, ведущего подрывную деятельность», и конфисковать как можно больше его «декадентских» картин, чтобы «оградить от них публику». Полотна же оказались «арестованными» в коллекциях Геринга и Гитлера.
Когда наступающие союзники освободили графа из тюрьмы, он и леди Мурасаки расставили вещи по местам, как могли, а слуги работали у них за жилье и еду до тех пор, пока граф Лектер не вернулся к своему мольберту.
Роберт Лектер позаботился о том, чтобы племянник удобно устроился в своей комнате. Щедро освещенная солнцем, просторная комната была подготовлена к приезду Ганнибала; драпировки и яркие плакаты украшали стены, чтобы оживить камень. Высоко на стене висели маска для кендо[12] и скрещенные бамбуковые мечи. Если бы Ганнибал мог говорить, он спросил бы о леди Мурасаки.
Ганнибал оставался один не более минуты, когда услышал стук в дверь.
За дверью стояла Чио — служанка леди Мурасаки, молоденькая, примерно того же возраста, что Ганнибал, японка, с подстриженными чуть ниже ушей волосами. Чио на мгновение окинула Ганнибала оценивающим взглядом, затем на глаза ее словно опустилась вуаль, будто пленочка на глазах дремлющего ястреба.