Калугин уже протянул было осторожно руки вниз, когда отворилась дверь комнатки и вошли Готовцев с Сыромолотовым, и Надя еле успела взять с пола букет георгин и положить его на сундучок.
— Ну вот, Алексей Фомич, поздравьте роженицу! — пропуская вперед Сыромолотова, сказал совсем интимным тоном Готовцев.
— Поздравляю, голубчик, поздравляю, молодчина этакая! — зарокотал Алексей Фомич, не решаясь поцеловать Нюру, а только касаясь своей бородою ее волос. И тут же: — А где же произведение вашего искусства, я что-то не вижу?
— Вот он! — отступив, открыла Надя младенца и взяла его на руки.
— Такой малютошный! — удивился Сыромолотов.
— Извини, не малютошный! Его взвешивали: десять фунтов!
— И даже в хлеб запекать его не надо будет, а?
— Как это в хлеб запекать?
— Ну, уж не знаю, как Гаврилу Романыча Державина запекали, когда он родился! Это я у Грота, его биографа, вычитал!
Готовцев же, не теряя времени, считал, держа в руке часы, пульс Нюры, и Нюра смотрела восторженно на этого спокойного человека, который умелыми опытными руками просто-напросто вскрыл ее, как запечатанный пакет, и вынул из нее ребенка, неспособного естественным путем появиться и начать жить вне ее.
— Прекрасно! — сказал Готовцев, отпуская ее руку и пряча часы. — Здесь у нас не совсем удобно вашей жене, — обратился он к Калугину, — но вот и некоторый плюс: у нее пока нет еще молока для ребенка, а здесь, в палате, имеется многомолочная родильница, и она его будет кормить, пока не выпишется.
Калугин хотел было произнести обычные слова благодарности, но не мог, спирало гортань, и он только пожал его руку.
Букет георгин поставили в белый кувшин.
Две сиделки назначены были попеременно дежурить у Нюры.
Готовцев обнадежил Калугина, что не позже как через двенадцать дней он может уже взять жену и ребенка.
На обратном пути Надя уверяла Калугина:
— Михаил Петрович, имейте в виду: мальчик вышел вылитый вы, вылитый вы!
— А я, право, не разглядел, — конфузливо отзывался на это Калугин. — Главное, я ведь совсем не видел, какого цвета у него глаза.
— Потому что он спал, и хорошо делал… А глаза я видела вчера: ваши! Ваши!
— По лицу новорожденного нельзя судить, каким окажется лицо даже пятилетнего, не только взрослого, — сказал Алексей Фомич Наде. — Но вот вопрос: как вы назовете сына, Михаил Петрович? Я предлагаю назвать его Цезарем. Был же у нас композитор известный Цезарь Кюи, отчего же не быть Цезарю Калугину?
— Мне кажется, такого православного имени Цезарь даже и нет, а? — обратился Калугин к Наде.
— Разумеется, нет! Что это за святой такой Цезарь? Так у нас, у русских, никого не называют! — возмутилась Надя.