Монах подошел к ней и страстным движением схватил обе ее руки. Несмотря на свое волнение, молодая девушка заметила, что он взволнован еще больше, чем она. Его руки дрожали, глаза горели, голос прерывался, словно ему не хватало воздуха.
— Ответьте мне, Люси! Вы не ожидали графа?
— Конечно, нет! — почти крикнула Люси, выведенная из себя допросом монаха.
Глубокий вздох облегчения вырвался из груди отца Бенедикта; лицо его прояснилось, он выпустил руки молодой девушки и, отступив на несколько шагов, тихо проговорил:
— В таком случае простите меня!
Люси сразу перестала плакать — так поразило ее извинение монаха, а еще больше его голос: в нем не осталось и следа суровости, он был бесконечно мягок, почти нежен. Смущенно взглянула она на отца Бенедикта своими заплаканными глазами; он не отрывал от нее взгляда, но не только не пытался подойти ближе, а, наоборот, как будто хотел еще больше отстраниться от нее.
— Я вижу, что причинил вам боль своим подозрением, — продолжал он все тем же мягким, тихим голосом, — но у меня было для него основание. Граф Ранек уже однажды объяснялся вам в любви, и вы не оттолкнули его.
Люси невольно сделала испуганный жест. Откуда отец Бенедикт знает это? Неужели он все видит насквозь?
— Да, я знаю, что граф Ранек объяснился, — повторил монах, — но ему недоступно чувство настоящей любви, он никогда не понимал и не испытывал его, он недостоин чистой, истинной привязанности. Поверьте мне, фрейлейн Гюнтер, и держитесь от него подальше. Я не только советую вам, но и очень прошу об этом.
В голосе отца Бенедикта слышалось с трудом сдерживаемое волнение. Подобное предостережение Люси уже слышала третьего дня от своего брата, но повелительный тон Бернгарда вызвал у нее лишь желание поступить ему наперекор. Совсем другое впечатление произвели на Люси кроткие слова — «очень прошу вас об этом». Они были сказаны так тихо, что едва донеслись до ее слуха, но почему-то проникли в самую глубину сердца и причинили боль.
Девушка наклонила голову и вытерла глаза. Она ничего не ответила, ничего не обещала, но видно было, что просьба монаха не пройдет бесследно. Молча повернула она по направлению к своему дому. Отец Бенедикт сделал было движение, чтобы последовать за ней, но вдруг остановился, охватил рукой ствол дерева, у которого стоял, и прижался к нему. Люси оглянулась; казалось, она ждала от него чего-то, надеялась, что он простится с нею. Но ни один звук не сорвался с крепко сжатых губ молодого монаха, только его взгляд неотступно следил за молодой девушкой, пока ее светлое платье не скрылось совершенно за густыми кустами, росшими у дома Гюнтера.