А что позволительно писать невесте? Наташа не знала, но положилась на свои чувства…
Пушкин от такого послания без рецензий был в восторге:
«И в необдуманном письме
Любовь невинной девы дышит…»
Он не глуп и прекрасно понимал, что до сих пор читал послания не самой Наташи Гончаровой, а ее рукою писанные слова маменьки.
Не сохранилось ни единого письма Натальи Николаевны ни жениху Пушкину, ни мужу. Очень жаль, сейчас мы можем лишь в его письмах к ней видеть отражение ее посланий. Зато Наталья Николаевна сохранила все до единого письма Пушкина. Больше поэт написал только Вяземскому, но с Вяземским Пушкин переписывался более двадцати лет, а с Натальей Николаевной всего восемь, да и то большей частью был в это время рядом.
Пушкин уехал в Болдино, имение требовалось заложить, чтобы достать денег на свадьбу. Он делал все, чтобы эта свадьба состоялась, а ведь она могла сорваться десяток раз.
Пушкин далеко, любвеобильность его всем известна, Наташа ревновала. Это было совершенно незнакомое и такое неприятное чувство! Москва вовсю болтала о предстоящей свадьбе, едва не пари заключали, что она развалится, потому как Пушкин либо снова в кого-то влюбится, либо вернется к своей прежней любви – Екатерине Ушаковой. Сама Ушакова верила во вторую сплетню до самой пушкинской свадьбы. Верила и ждала. Имея множество поклонников и претендентов на ее руку, Екатерина вышла замуж только после смерти (!) Пушкина, к тому же очень неудачно. Муж всю жизнь ревновал ее к памяти поэта и даже заставил уничтожить любые напоминания о Пушкине, в том числе его письма. Остался только альбом, который сестры Ушаковы изрисовывали карикатурами на Наташу Гончарову, называя ее Карсом, как и сам Пушкин, – неприступной крепостью.
Но Наташа ревновала не только к Ушаковой. Пушкин оправдывался перед невестой:
«Как могли вы подумать, что я застрял в Нижнем из-за этой проклятой княгини Голицыной? Знаете ли вы эту Голицыну? Она одна толста так, как все ваше семейство вместе взятое, включая и меня».
Гончаровы смеялись, читая пушкинское послание, с сестрами Наташа делилась сама, а матушка прочитывала письма прежде дочери. Но если Екатерина и Азя радовались вместе с младшей сестрой верности и шуткам ее жениха, то маменька все больше ярилась. Она словно задалась целью поссориться с зятем настолько, чтобы тот принял расторжение помолвки. Не удавалось, Пушкин, который при любом намеке на неуважение к себе или пренебрежение вспыхивал, как порох, и навсегда рвал отношения даже с друзьями, теперь проявлял чудеса сговорчивости. Поссориться с ним не удалось даже Наталье Ивановне.