Он вернулся к твари, изнемогающей под грузом серебра. Весь грим, вся косметика уже стекли с физиономии Древерхавена, обнажив истинную личину стригоя. Сетракян подошел к окну. Первые проблески рассвета только начали просачиваться сквозь стекло. Скоро ясный солнечный день возвестит о себе, ворвется в эту квартиру и, прогнав мрак, очистит ее от вампиров.
— С каким же ужасом я ждал каждого нового рассвета в лагере, — сказал Сетракян. — Начала очередного дня в хозяйстве смерти. Я не боялся смерти. Всякий день она могла выбрать меня, однако я не хотел ее выбирать. Я выбрал выживание. Но, сделав это, я тем самым выбрал страх.
Я рад умереть.
Сетракян взглянул на Древерхавена. Стригой больше не заботился о шевелении губ, эта уловка уже не нужна была ему.
Вся моя страсть, вся моя похоть давным-давно удовлетворена. Я зашел так далеко, как только может зайти существо в этой жизни, будь то зверь или человек. Я больше не испытываю голода по чему бы то ни было. Повторение лишь гасит удовольствие.
—Та книга, — сказал Сетракян, бесстрашно подойдя совсем близко к Древерхавену. — Она больше не существует.
Она существует. Но только дурак осмелится продолжать ее поиски. Если ты гонишься за «Окцидо Люмен», это означает, что ты гонишься за Владыкой. Ты, может, и в силах справиться с его усталым приспешником вроде меня, но если ты бросишь вызов ему самому, шансы наверняка будут не на твоей стороне. Как их не было на стороне горячо любимой тобою жены.
Вот, значит, как. Похоже, толика извращения все же осталась в вампире. Он по-прежнему обладал способностью — пусть малой и тщетной — извлекать удовольствие из несчастий других. Как ни пригибала вампира тяжесть серебра, он не спускал глаз с Сетракяна.
Утро было уже совсем близко, солнечные лучи под косым углом стали проникать в комнату. Сетракян выпрямился, внезапно ухватился за спинку кресла, в котором сидел Древерхавен, наклонил его, оторвав передние ножки от пола, и с силой потащил сквозь проем вращающейся двери в потайное заднее помещение, оставляя на паркете две глубокие борозды.
— Солнечный свет слишком хорош для тебя, герр доктор, — провозгласил он.
Стригой по-прежнему не сводил взор с Сетракяна, его глаза полнились... предвосхищением. Наконец-то для него нашлось что-то неожиданное. Древерхавен страстно хотел стать участником любого извращения, вне зависимости от роли, которую придется играть ему самому.
Ярость душила Сетракяна, но все же он находил в себе силы управлять этой яростью.
— Говоришь, бессмертие не лучший друг извращенца? — Сетракян налег плечом на книжную секцию, закрывая ее и тем самым преграждая путь солнечным лучам. — Ну что же, значит, будешь наслаждаться бессмертием.