Колено Анхеля громко хрустнуло — даже скорее хлюпнуло, потому что звук был каким-то влажным, — и нога рест-лера изогнулась под почти идеальным прямым углом. Полусорванная серебряная маска немного заглушила отчаянный вопль, вырвавшийся из его уст.
Анхель очнулся несколько часов спустя в частной палате одной из лучших больниц Мехико. Его окружало море цветов, а серенадой к ним были подбадривающие крики поклонников, собравшихся на улице под окнами.
Но вот нога... Она была просто-напросто разбита вдребезги. Непоправимо и неизлечимо.
Именно так и сказал ему — со всей чистосердечной откровенностью — добрейший доктор, человек, с которым Анхель не раз делил послеполуденный отдых, играя в кости в элитном загородном клубе, располагавшемся напротив студии.
За последующие месяцы и годы Анхель истратил немалую часть своего состояния, пытаясь отремонтировать разбитую ногу — вместе с ней он надеялся починить свою сломанную карьеру, а также восстановить былую технику. Увы, его кожа только задубела от множества шрамов, испещривших колено, но кости так и не пожелали срастись должным образом.
Наконец, одна из газет нанесла завершающий оскорбительный удар по его самоуважению, раскрыв публике подлинную биографию чудо-героя, и Анхель, лишившийся неоднозначности и таинственности, даруемых серебряной маской, превратился в обычного человека, слишком жалкого для того, чтобы его можно было обожать.
Все остальное произошло очень быстро. Его финансовые дела покатились вниз, инвестиционные проекты лопнули. Поначалу он работал тренером, затем телохранителем, наконец просто вышибалой, однако гордость и чувство достоинства никуда не делись, и в какой-то момент Анхель осознал, что он просто здоровенный старикан, которого никто не боится. Спустя пятнадцать лет он поволокся за одной женщиной в Нью-Йорк, застрял там и просрочил визу. А сейчас — подобно большинству людей, которые доживали свой век в многоквартирных домах, — Ан-хель и вовсе не мог взять в толк, каким образом его сюда занесло. Отчетливо ясно ему было только одно: он и впрямь, в самой что ни на есть реальной реальности, живет здесь, ютясь в квартирке большого корпуса, очень похожего на одно из шести зданий, которыми Анхель когда-то полностью и, казалось бы, бесповоротно владел.
Впрочем, думать о прошлом было болезненно и опасно.
По вечерам он работал мойщиком посуды в индийском ресторанчике под названием «Дворец Тандури»*, располагавшемся на первом этаже того же здания, буквально соседняя дверь, рядом с подъездом. При большом наплыве посетителей Анхелю приходилось часами выстаивать возле мойки, и он выстаивал, потому что приматывал изоляционной лентой две широкие шины по обе стороны больного колена; под широкими штанами шины были незаметны. Между тем большие наплывы бывали часто, очень часто. Время от времени Анхель чистил туалеты, подметал тротуар перед заведением, тем самым давая гуптам* достаточно оснований, чтобы те держали его на работе. Он пал на самое дно этой кастовой системы — настолько низко, что теперь самым ценным его имуществом была полная безликость. Ни одной душе не полагалось знать, кем он некогда был. В каком-то смысле Анхель опять носил маску.