Штамм. Закат (Дель Торо, Хоган) - страница 5

Так оно и шло. Мадрид. Пекин. Варшава. Москва. Бра­зилия. Окленд. Осло. София. Стокгольм. Рейкьявик. Джа­карта. Нью-Дели. Некоторые наиболее воинственные и параноидальные режимы поступили вполне правильно — немедленно объявили в аэропортах карантин и окружили мертвые самолеты войсками. И все же... Сетракян не мог отделаться от подозрения, что эти безжизненные самоле­ты — не столько попытка распространения инфекции, сколько тактическая уловка, дымовая завеса. Только время покажет, прав ли он в своих подозрениях, но, честно гово­ря, этого времени, драгоценного времени, оставалось слишком мало.

Сейчас у изначальных стригоев — вампиров первого по­коления, жертв рейса компании «Реджис эйрлайнс» и их близких — пошла вторая волна созревания. Они начали привыкать к новому окружению и новым телам. Они учи­лись приспосабливаться, выживать и преуспевать в своем выживании. Вампиры переходили в наступление с прихо­дом ночи — в новостях сообщалось о «беспорядках», охва­тывавших большие участки города, и это было отчасти правдой: грабители и мародеры бесчинствовали прямо среди бела дня, — однако никто из комментаторов почему-то не отмечал, что настоящего пика эта активность дости­гала по ночам.

Взрывы насилия происходили повсеместно, и поэтому инфраструктура страны начала разваливаться. Поставки продуктов питания были нарушены, товары поступали в торговые сети с перебоями. Все больше и больше людей исчезало без следа, а в результате доступная рабочая сила сокращалась, и вот уже некому стало восстанавливать энер­гоподачу при отключениях электричества и давать людям свет после вынужденных затемнений. Кривая реагирова­ния полицейских и пожарных пошла вниз, а кривая само­управства и поджогов — наоборот, вверх.

Пожары разгорались, грабежи не утихали.

Сетракян разглядывал свое лицо в зеркале, страстно желая хотя бы мельком увидеть молодого человека, таяще­гося в отражении. Может быть, даже мальчика. Он поду­мал о юном Закари Гудуэдере, который сейчас был с ним — там, дальше по коридору, в свободной спальне. И — стран­ное дело: ему, старику, находящемуся в конце своего жиз­ненного пути, стало очень жаль этого мальчика, всего-то одиннадцати лет от роду, детство которого уже закончи­лось. Мальчика, впавшего в чудовищную немилость. Маль­чика, за которым охотилась немертвая тварь, занявшая тело его матери...

Сетракян неуверенной походкой прошел по своей спальне, минуя то место, где обычно одевался, и едва ли не ощупью нашел кресло. Опустившись в него, он при­крыл лицо рукой в надежде, что головокружение быстро пройдет.