Девочка старалась утешить свою молоденькую покровительницу, к которой успела нежно привязаться. Она ластилась к ней, просила перестать плакать и все спрашивала, отчего тетя плачет.
Зинаида прижала к себе малютку и, не помня себя от горя, прошептала:
— Разве ты не знаешь, Эльза? Он уезжает и, может быть, никогда не вернется!
Крошка Эльза была умным ребенком. Она знала, кто уезжает, и знала, что под словом «он» подразумевается не дядя Зоннек; но короткое перемирие, которое она заключила со своим неприятелем в тот странный полуденный час, уже давно было забыто; поэтому она упрямо откинула голову назад и решительно сказала:
— Пусть уезжает, тетя! Не стоит плакать по нем. Я терпеть его не могу.
Послышались шаги. Зинаида испуганно подняла голову, но не успела вытереть слезы. Перед ней стоял Эрвальд. Он хотел подойти, но, увидев ее лицо, растерянно остановился.
— Извините… я помешал?
Девушка быстро овладела собой. Она встала, не выпуская ребенка из рук, и попыталась улыбнуться.
— Нет. Я плакала оттого, что мне жаль расставаться с моей маленькой любимицей. Мне хотелось бы оставить ее у себя. Она на днях уезжает.
Рейнгард знал, что не разлука с ребенком была причиной ее слез, но сделал вид, что верит ее объяснению. Они заговорили о другом, но ни он, ни она не могли попасть в обычный тон; у обоих на сердце были вовсе не те равнодушные фразы, которые произносил их язык, и разговор постоянно прерывался паузами.
Яркое зарево заката побледнело, только на горизонте оставалась пурпурная полоса, отражавшаяся в водах Нила. По противоположному берегу медленно шел караван верблюдов; на переднем сидел бедуин в белой развевающейся одежде; другие были высоко нагружены тюками. Они рисовались на вечернем небе резкими, темными силуэтами. По Нилу плыла местная барка — дагабия; ветер слегка надувал парус, весла мерно подымались и опускались. В тиши вечера звучала песня гребцов, однообразная, тоскливая мелодия, может быть, уже тысячу лет назад раздававшаяся над водами древней священной реки.
— Я пришел проститься, — проговорил Рейнгард после долгого молчания.
Зинаида побледнела.
— Уже?
— Завтра я приду с официальным прощальным визитом вместе с Зоннеком, но тогда я увижу вас в присутствии вашего отца и лорда Марвуда, а мне хотелось видеть вас одну.
Зинаида не отвечала; кровь бурно прилила к ее сердцу. Может быть, он хоть теперь скажет решительное слово!
— В последнее время я избегал вашего дома. Я знаю, вы ставили мне это в упрек.
— По крайней мере, я не могла объяснить себе это. Почему вы не приходили?