Лили так и считала. Ее охватили облегчение, торжество, удовлетворение, любовь.
Лили посмотрела туда, где сидела Майда, но тут мать заслонили техники, снимавшие микрофоны, фотографы, делающие последние кадры, репортеры, задающие последние вопросы. Другие репортеры тем временем стояли лицом к своим камерам и заканчивали прямые репортажи.
— Вы возвращаетесь в Бостон?
— Вы попытаетесь вернуться в Эссекский клуб?
— Кардинал звонил вам?
И так уже выложив о себе столько, что на всю жизнь хватит впечатлений, Лили молча подняла руку и отвернулась.
— Это все, господа, — обратилась к журналистам Кэсси и, обняв Лили за плечи, увлекла ее за собой. Толпа тут же окружила Джона.
Как только они отошли, Лили спросила:
— Ну, что ты об этом думаешь?
— Джон отлично справился. Они напишут о том, что он сказал. Если и не на первых полосах, то где-нибудь неподалеку.
— Это повлияет на судьбу нашего иска?
Кэсси улыбнулась:
— Это повышает наши шансы. Когда генеральный прокурор прочитает об этой пленке, он непременно заинтересуется Терри, и, полагаю, адвокаты «Пост», рассмотрев ситуацию с нужной точки зрения, сами пожелают поскорее уладить дело. — Она усмехнулась. — Макс Фандер будет кусать себе локти.
— Но ведь мы боремся не ради денег? — Лили не хотела, чтобы в этом были замешаны деньги.
— Уж если на то пошло, ты сможешь пожертвовать их на что-нибудь. Но если за клевету газете или Терри не придется расплачиваться, то почему бы и другим не повторить такое?
Последних слов Лили почти не слышала. Толпа понемногу рассосалась, и теперь Лили увидела Поппи, с гордостью взиравшую на нее.
А вслед за тем она заметила Майду. Мать направлялась к первым рядам, но остановилась, поймав взгляд дочери.
Лили уверенно и свободно прошла сквозь толпу репортеров, осаждавших Джона, и направилась к матери.
Лили боялась быть отвергнутой, но необходимость сделать этот шаг превозмогла страх.
Что сказать? О чем спросить ее?
Майда прерывисто вздохнула и робко подняла руку к щеке Лили. Словно смутившись, она положила ладонь ей на плечо.
— Простишь меня? — прошептала Майда.
Лили не знала, за что именно мать просит прощения, но ни мгновения не колебалась. Там, где речь шла о Салливанах, Риццо и Баррах, она жаждала правосудия. Но там, где дело касалось ее родной матери, она хотела… она хотела…
И Лили шагнула к Майде с чувством такого облегчения, что неожиданно всхлипнула. Она хотела бы задержать это мгновение на всю оставшуюся жизнь. Лили ощутила поддержку, о которой мечтала в Бостоне.
Теперь она не одинока. Теперь у нее есть друзья. И даже любимый человек. Но Майда ее мать, и то, что исходило от нее, было ни с чем не сравнимо.