— Подвешены, как сережки, — сказала она.
— Для ушей вашего яростного желания жить!
— Колокольчики для храма Пресвятой Девы!
— Куранты, отбивающие счастливые часы женщины!
Всю ночь мы праздновали рождение Спасителя. Аккорды, звучавшие на струнах нашей плоти, приветствовали его, жар наших тел согревал его как очаг, разожженный заботливой рукой. С восходом дня можно было бы с чувством полной невинности прокричать в снежную бурю: мир небу и мир земле и всем обитающим на ней петухам и кошечкам доброй воли!
Блюз за чашкой зеленого чая
1
В это утро в Сорбонне мне предстояло прослушать лекцию Постава Коэна о средневековой лирике. Оставалось еще полчаса, и я вышагивал перед закрытой аудиторией, припоминая прочитанные накануне строки из «Целомудрия Девы», назидательной поэмы XIII века. Остальные студенты и студентки тоже разбрелись по разным углам, каждый был сосредоточен и ушел в себя.
Появление рослого негра, крепкого, как полицейский, вывело всех нас из состояния задумчивости. На нем было легкое пальтецо из бежевого кашемира, сшитое по последней моде. Белая рубашка со стоячим воротником блистала, украшенная шелковым галстуком в солнечно-лучистую полоску. На голове шикарная фетровая шляпа фирмы «Ройял-Стетсон», в одной руке портфель из замши, в другой — пара шведских перчаток цвета свежего масла. Он был одет слишком изысканно, чтобы походить на государственного стипендиата, как большинство демобилизованных из американской армии. Кто он? Атташе из посольства? Молодой профессор, совершающий турне? Киноактер?
В те годы ни госдепартамент, ни Гарвардский университет, ни, тем более, Голливуд не направляли с какой-нибудь миссией «цветной народ» в страны Европы, жившей под знаком плана Маршалла. Так кто же этот плейбой с кожей красного дерева, который, казалось, только что выплыл на поверхность из сливок общества в Бостоне.
Утонченность и светская раскованность внешнего вида незнакомца резко контрастировали с его необычайной застенчивостью и робостью. Он как будто горько раскаивался за то, что влез в эту квашню сплошь из «белых», шаркал подошвами по полу, будто продирался сквозь снежную бурю, нервно мял пальцами кожу портфеля и перчаток, беззвучно шевелил губами. В глазах застыло выражение слепого, потерявшего палку в суматошной и безразличной толпе. Я инстинктивно почувствовал, что именно мне надо вывести из затруднения моего соплеменника.
— Добро пожаловать в Сорбонну, сударь! Вы какую аудиторию ищете?
Не столько мои приветливые слова, сколько цвет моей кожи, чего он впопыхах признательности как бы даже и не заметил, вызвали у него на лице обворожительную улыбку облегчения, которая очень шла к его облику молодого английского лорда.