На Юрдальском мосту посреди проезжей части стояли три складных табурета, на которых восседали две женщины и один мужчина. Я затормозил и отъехал в сторону. Мужчина медленно встал. Я его узнал. Это был тот толстяк, которому недавно достался кемпинг возле Ховдена.
Оге Люнгстад просунул голову в боковое окно.
— Прошу прощения, — сказал он. — Но родственники просили журналистов не пропускать.
Бодд открыл дверь и вышел.
— Но мы с ними договорились, — соврал он.
Люнгстад на него даже не взглянул. Он помахал мне, дождался, пока я выйду, и отвел в сторонку.
— Ты хороший парень, Белл, но его родным сейчас и так несладко. Журналисты тут всю ночь толпились.
— А Белл не может проехать один? — спросил Бодд. — В конце концов, они с Педерсеном знакомы с детства.
Люнгстад отмахнулся от Бодда и снова повернулся ко мне. Сказал, что мне доверяет. Посмотрит, что тут можно сделать. И ушел к остальным. Я видел их переговоры. Одна из женщин достала сотовый. Я закурил и сел на горячий капот.
— Неправильно это, — сказал я.
— Запомни: ты — журналист, — сказал Бодд. — А не Иисус.
Оге Люнгстад вернулся. Сказал, что со мной Педерсен поговорит. Я могу пройти к дому один. Я вздохнул. Затушил сигарету и пошел по гравийной дорожке. Бурая и захламленная речушка в долине продолжала рваться из берегов. Во дворе было два дома: один был построен в пятидесятых, а другой совсем недавно строил сам Педерсен. Участок при доме был какой-то неухоженный — верный признак того, что хозяйство в упадке.
Во дворе стоял рефрижератор. Говорили, что пару лет назад у Педерсена возникли проблемы с городским казначеем. Уклоняясь от налоговых отчислений, Педерсен наворачивал дополнительные километры. Городской казначей дал знать налоговым аудиторам, и Педерсен без лишних слов залез в кабину рефрижератора и все выходные катался в Швецию и обратно.
Я поднялся по лестнице и позвонил. Изнутри слышались какие-то звуки. Никто не открывал. Я не уходил. Позвонил снова. Дом располагался так, что с моста меня видно не было. Я мог развернуться, покурить и пойти обратно. Сказать, что Педерсен не захотел с нами разговаривать. «Даже и не думай, — мог бы сказать я. — Это паршивая идея».
Открыла девчонка. В футболке с надписью на маленькой груди: «I LOVE MY ATTITUDE PROBLEM».[8] Футболка не прикрывала живот, круглившийся над спортивными штанами. Я попросил позвать отца. Она полуобернулась и крикнула. Мой взгляд не мог оторваться от ее живота.
Педерсен вышел и поздоровался. Голый до пояса. Я высказал свои соболезнования по поводу его сына. Сказал, что не хочу его беспокоить. Педерсен пригласил меня войти. И я вошел. Воздух в гостиной был спертый. Работал телевизор. Очередной матч. Португалия против Польши. Под моросящим дождем. Педерсен сказал, что купил антенну-«тарелку». И теперь может смотреть чемпионат мира по шести спортивным каналам на выбор. Хочешь — с высоты; хочешь — со скамейки второго состава; хочешь — с трибуны. Он продемонстрировал мне все это. Игроки прыгали под дождем, как в каком-нибудь кино.