В общем, и эта версия звучала ничуть не лучше.
Таким образом, оставалась лишь вероятность номер три.
Итак, что может заставить женщину вроде Сары Вульф встречаться с таким мужчиной, как Рассел П. Барнс? Почему она гуляет с ним, смеется его шуткам, образует вместе с ним зверя с четырьмя ягодицами? Если, конечно, дело зашло так далеко. В чем я лично уже почти не сомневался.
Ладно, допустим, он привлекательный. И в хорошей физической форме. И умен – пусть даже и как-то по-дурному умен. И обладает властью. И хорошо одевается. Да. Но... зачем ей-то все это? То есть я хочу сказать, он же старый. Старый настолько, что вполне годится на роль коррумпированного представителя ее правительства.
Я тащился назад в гостиницу, мысленно оценивая сексуальность Рассела П. Барнса. Рассвет мчался к своему высокогорному вокзалу на полных парах, и снег уже вовсю пульсировал электрической, свежевыпавшей белизной. Снег забирался под штаны, скрипуче налипал на подошвы, а девственно чистые сугробы словно умоляли занесенную над ними ногу: «Не наступай на меня, ну пожалуйста, не наступай... ох!»
Рассел, мать его, Барнс.
Добравшись до гостиницы, я направился прямо к себе в номер, стараясь не шуметь. Тихонько открыв дверь, проскользнул внутрь – и замер. Буквально застыл, не успев снять куртку. После прогулки по альпийскому снегу, накачанный горным воздухом, мой организм был настроен так, что легко улавливал малейшие нюансы комнатных запахов: несвежее пиво из бара, средство для чистки ковра, хлорку из бассейна снизу и практически отовсюду – пляжный запах защитного крема от солнца. И вот теперь этот новый запах. Запах того, чего здесь совсем не должно быть.
Ибо я платил за одноместный, а, как известно, швейцарские отели весьма щепетильны в подобных вопросах.
Прямо на моей кровати, обернувшись простыней и вытянувшись во весь рост, стилизацией под Рубенса возлежала обнаженная, спящая Латифа.
– Где ты был, черт возьми?
Она сидела, натянув простыню до самого подбородка. Я стягивал ботинки, присев на другой край кровати.
– Гулял.
– Куда это? – огрызнулась Латифа, все еще немного помятая со сна и злая оттого, что ее застали в таком виде. – Там снег. Куда, на хрен, можно гулять по такому снегу? Чем ты там занимался?
Я стащил последний ботинок и медленно повернулся к ней лицом.
– Послушай, Латифа. – Не забудьте, что для нее я был Рикки, и потому произносил ее имя как «Ладдифа». – Я убил человека сегодня. Нажал на спусковой крючок и застрелил.
Я отвернулся и вперился в пол – вылитый воин-пиит после битвы, которого тошнит от мерзости увиденного.