Я долго отмокал в ванне, а затем плюхнулся на кровать и, вооружившись пачкой сигарет и пепельницей, набрал номер Ронни. Хотелось попросить ее об одной услуге – услуге, о которой прямо в лоб не скажешь, – так что я устроился поудобнее, зная, что разговор предстоит долгий.
Мы и в самом деле долго болтали о том о сем, и это было очень приятно. Приятно само по себе, но вдвойне приятно потому, что за наш разговор придется платить Умре. А также за шампанское со стейком, которые я заказал прямо в номер, и за лампу, которую я разбил, когда запнулся о ножку кровати. Разумеется, я прекрасно понимал, что при его доходах ему хватит на это сотой доли секунды, но на войне надо уметь радоваться и микроскопическим триумфам.
Пока ждешь настоящей, большой победы.
– Прошу вас, мистер Коллинз, присаживайтесь.
Секретарша щелкнула переключателем и проговорила себе под нос:
– Мистер Коллинз к мистеру Барраклоу.
Само собой, говорила она вовсе не себе под нос, а в тонюсенький микрофончик, присобаченный к головному телефону, прятавшемуся в гуще ее пышной прически. Но мне потребовалось добрых пять минут, чтобы уяснить это. У меня даже мелькнула мысль, а не предупредить ли здешних служащих, что у их секретарши, похоже, крыша слегка того?
– Минутку, – сказала она. То ли мне, то ли микрофону, черт его разберет.
Я сидел в конторе под названием «Смитс Вельде Керкпляйн». Играй я в «Эрудита», с таким словечком можно одним махом обеспечить себе победу. Но сейчас я не играл в «Эрудита», а был Артуром Коллинзом, художником из Тонтона.
У меня имелись сомнения, что миляга Филип вспомнит Артура Коллинза, но это было не так уж и важно. Мне нужна была хоть какая-то зацепка, чтобы подняться на двенадцатый этаж, и личина Коллинза показалась мне лучшим вариантом. Во всяком случае, лучшим, чем «тут какой-то парень утверждает, что однажды переспал с вашей невестой».
Я встал и принялся неторопливо прохаживаться по приемной, взглядом художника оценивая образчики корпоративного искусства, которыми были увешаны стены. По большей части это была массивная серо-бирюзовая мазня с редкими – и очень странными – вспышками алого. Выглядела она так, будто создавалась в какой-нибудь экспериментальной лаборатории – скорее всего, так оно и было – специально для того, чтобы довести до предела чувство уверенности и оптимизма в груди первого, кто решится инвестировать в «СВК». Лично со мной этот номер не прошел, но я-то явился сюда совсем по иным соображениям.
В глубине коридора распахнулась одна из желтых дубовых дверей, и показалась голова Филипа.