В конце получасовой записи собеседник Воробьева сказал: «Я расследую это дело вместе с Комитетом государственной безопасности. Если у вас будут какие-нибудь проблемы, звоните в Комитет, а еще лучше мне. Меня зовут Чумарин Алексей Алексеевич, запишите мой телефон и звоните прямо в главк».
Как говорится, немая сцена. Мы могли бы даже не обмениваться мнениями, вопросы у всех были одни и те же: кто делал запись – сам Чума, Воробьев или кто-то тайно от них? С какой целью? И как эта кассета оказалась в сейфе у Тараканова, с которым, по словам Чумы, он практически не был знаком и не бывал у него дома.
То, что Чума в разговоре с Воробьевым гнал туфту, было и так понятно: никакой Комитет, или как они теперь называются, убийством Анжелики не занимался, да и вообще дело расследовалось в Грузии. Соответственно, и Чумарину никто этим заниматься не поручал. Хлыновский схватился за телефон. После разговора с грузинскими операми он сказал, что наше дело выходит на международный уровень: грузины долго мялись, отказывались разговаривать вообще, но потом, уяснив, что Хлыновский работает в РУОПе, а не в ГУВД, намеками дали понять, что Чумарин у них один из главных подозреваемых по делу об убийстве Анжелики и Шалвы. Ну что ж, может быть, они были недалеки от истины – уж очень смерть Анжелики была всем, на руку, а поскольку убита она была аж в другом государстве, безутешного вдовца никто особо не терзал, его даже не допрашивали. Очень удобно.
Пришла пора мне хвататься за телефон – мной уже овладел охотничий азарт. Я, как гончая, видела перед собой только цель и не замечала камышей и болота вокруг и, естественно, благополучно забыла свое решение не расследовать больше дел, связанных с мафией. Я набрала номер телефона экспертов-одорологов и спросила, как там дела с экспертизой по кепочке? Эксперт ответил, что они задыхаются от работы и на быстрое оформление заключения рассчитывать не надо.
«А когда можно позвонить, чтобы узнать хотя бы предварительные данные?» – спросила я разочарованно.
«Да предварительные данные я вам хоть сейчас скажу. Исследования-то мы провели, только сесть и написать – руки не доходят; вы же знаете, какие у нас заключения подробные, мы же процесс исследования описываем до мелочи и прибор. Сейчас найду записи по вашей кепочке. Ага, есть. Да, есть там сильный запах человека и для идентификации пригоден, кепочка была свежая – в том смысле, что сброшена была незадолго до изъятия, и эксплуатировал ее запахоноситель долго». – «А чей запах? – уже почти безнадежно поинтересовалась я. – Из тех, чьи образцы мы вам посылали, никто не подходит?» – «Ну я же вам сказал, что экспертиза положительная». – «Потерпевший?» – «Нет, не Тараканов, только кровушка на кепке его, а носил ее не он. Сейчас посмотрю; а, ну да, один из ваших, дада». – «Бляхин?» – «Нет, второй, как его фамилия? Чумарин. Вот: точно, Чумарин».