— Ты мне скажи, возбуждать будешь что-нибудь?
— Все от тебя зависит, — сказала я. — Что ты там навскрываешь.
— Там же вроде записка предсмертная?
— Есть записка, — подтвердила я.
— Чем травилась барышня? — Марина вскрыла желудок и собрала из содержимого остатки таблеток.
— Судя по упаковкам — димедрол.
— Похоже. Отправлю химикам. Ну что, патоморфологическая картина неспецифичная. Беру кровь, мочу, стенку и содержимое желудка, кишечника, почку, печень, желчь. Головной мозг еще возьму. Через недельку позвони, будем знать про нее все.
Марина углубилась в разверстое перед ней тело.
— Скажи, а правда она — известная актриса?
— Да. Ты «Сердце в кулаке» смотрела?
— Конечно. Так это она там играла? Надо же! А так и не скажешь! — Марина отвлеклась от вскрытия и, откинувшись назад, придирчиво осмотрела то, что лежало перед ней. — Как все-таки грим меняет. Слушай, а писатель этот, по которому кино поставлено, он муж ее, что ли?
— Муж, — кивнула я. — Сегодня придет свидетельство о смерти оформлять, можешь посмотреть на него. Только он бывший муж.
— Вот посмотри, — Марина снова откинулась и любовно оглядела труп. — Вот что им надо? Актриса, талантливая, молодая, красивая.. Чего ему не хватало?
— Эх, Марина… Мы с тобой на этот вопрос не ответим.
— Да уж, — согласилась Маренич. — Ты на себя посмотри. Сашка Стеценко извелся весь. Чего ты мужика мучаешь? Все капризы; а ты плюнь на свои капризы.
Стукни кулаком по столу и скажи: пошли в ЗАГС, етит твою…
— Что-то я не заметила, что он извелся.
— Извелся, извелся, — пробормотала Марина, погружаясь в процесс исследования трупа и потихоньку абстрагируясь от окружающей обстановки. — Скажи-ка, — внезапно спросила она, — твоя девушка горнолыжницей не была?
— Не-ет, — протянула я, — таких данных у меня нет.
— А что, со стропил она не падала? — продолжала допытываться Маренич.
— Да нет же, она вообще вела очень размеренный и спокойный образ жизни.
Кроме как в театре, нигде не бывала.
— Может, она играла в чем-нибудь таком авангардистском? Я вот смотрела один оперный спектакль, там прима пела на кровати, а кровать висела метрах в трех над сценой. И я ее почти не слушала, а все думала — а ну как она оттуда навернется…
— Ты знаешь, насколько мне известно, она только в пьесах Островского играла. А в кино последний раз снималась как раз в «Сердце…», два года назад.
Но там вроде тоже никаких трюков от нее не требовалось.
— Тогда я ничего не понимаю. — Марина положила секционный нож на край стола и тыльной стороной руки в резиновой перчатке отерла лоб.
— А что такое?