Некоторое время — года полтора, а то и больше, Кристиан ходил с матерью к мессе и поначалу даже честно пытался проникаться таинством богослужения и единения с Богом. Но почему-то не получалось. И с каждым днем слушать проповеди и петь гимны становилось Кристиану все более тоскливо. Порой аж до скрежета зубовного. И жаль было впустую потерянного времени. Постепенно во время богослужений Кристиан начал думать о чем-то своем: вспоминал роли в театральной студии, повторял про себя текст и раздумывал над образами персонажей, которых ему предстояло сыграть. Или же он просто гнусно фантазировал о том, как было бы здорово, к примеру, если бы эту унылую церковную идиллию вдруг что-то разрушило. Ворвался бы лихой злобный дух, сорвал бы покрывало с алтаря и дал бы пинка под зад занудному падре. Задул бы свечи. Расшвырял бы молитвенники, и вырвал бы из рук верещащих с перепугу старушек ксерокопии гимнов. Ну, или же еще как-нибудь нахулиганил бы… Но ничего-ничегошеньки не происходило! В стенах храма Божьего совершенно не было мистической атмосферы, ничто не задевало ни чувств, ни мыслей, не заставляло сердце сладко сжиматься в предвкушении волшебства, — чего-то такого, о чем так пламенно рассказывала Кристиану мать долгими вечерами в полутемной гостиной. Бог знает о тебе все, Он видит тебя насквозь, все твои мысли и желания открыты Ему. Предаваясь неблагочестивым фантазиям в стенах Его обители, Кристиан в тайне надеялся, что Всевышний, как-нибудь отреагирует на это. Однажды захлопнет перед его носом дверь. Или хотя бы сурово посмотрит с распятия. Но, похоже, Ему было глубоко плевать на мелкое пассивное бунтарство какого-то мальчика.
Высиживать мессы становилось все более невыносимо, в конце концов, Кристиан взбунтовался по-настоящему и отказался посещать с матерью церковь. Та отреагировала как-то на удивление бурно, видимо, уже была уверена, что ребенок стоит на правильном пути и тут вдруг — такой удар. Мать заявила, что его уход от церкви суть происки дьявола, который борется за его душу, она уговаривала сына не позволять нечистому праздновать победу и сражаться-сражаться-сражаться за себя до конца. Она даже пару раз всплакнула. Но ничто не возымело действия. Чем сильнее она настаивала, тем больше Кристиан упирался. Он не особенно переживал по поводу дьявольского захвата своей души. Сатана не требовал от него исполнять какие-нибудь дурацкие заповеди, не заставлял скучать, не занудствовал на тему того, что компьютерные игры зло, и лицедейство в театральной студии его не оскорбляло. И вообще, похоже, он вполне готов был просто позволить Кристиану делать то, что ему хочется.