Райнеру, хвастуну и слабаку, приходится все-таки уйти, шипя, закипая и пенясь, словно кока-кола, стоит Софи сказать: Ханс, останься!
Всякий раз радость Ханса неизменна, когда самозваный вожак отступает перед ним. Райнер говорил как-то, что в таких случаях он всегда уходит сам, намеренно (враль и трепло!), так как хочет терпеливо и хладнокровно испытать на практике орудие своей фантазии (вот болтун!), испытать на нем и на Софи, как слесарь проверяет ключ. Райнер сказал, что хочет сделать орудием свою плоть и плоть Софи.
Ханс, играя мускулами, движется по Шенборнскому парку позади музея этнографии, размахивая — олицетворенное озорство — портфелем, в котором термос и обеденный судок. В настоящее время он не испытывает какого-либо давления, потому что сюда Софи никогда не заносит. Было бы клево, если бы девушка хоть один-единственный раз его погладила либо прикоснулась к нему каким-нибудь другим интимным образом. Она не делает этого, так как в ней сильно развита гордость, женщину менее гордую Ханс уже и сам целовать не хочет. Интерес к Анне убывает в обратной пропорции к его любви, направленной на Софи. Интерес почти совсем исчез. Целует он ее теперь скорее небрежно, как бы благодаря за половое сношение, в которое Софи пока еще не хочет с ним вступать. Хансов духовный мир неопределен и расплывчат, равно как и взгляды на жизнь и представления о ценностях других рабочих товарищей, которые идут сейчас домой, кто впереди, кто позади него, а кто и рядом с ним. Три платана ритмично склоняются под ветром и потрескивают, потому что они древние и находятся под защитой государства. Ханс хочет взять под свою защиту Софи на всю оставшуюся жизнь и при этом как можно чаще пребывать на свежем воздухе. Скоро отворит свои врата кафе-мороженое и впустит окрестную молодежь. Ханс уже с радостью предвкушает, как полакомится порцией малинового мороженого и угостит Софи.
Вскоре настанет лето, и тогда, наверное, нет, наверняка можно будет разглядывать Софи в узеньком бикини, впереди курится дымкой водоем, позади курятся дымкой дубравы в росе, а между ними — испарина двух тел, что сплелись в объятии. Ханс какое-то время идет, не разбирая дороги, потому что перед ним открываются виды на будущее, может быть, удастся в следующий раз запустить Софи на полный ход. Стоит ему только представить себе, что у Софи там, между ног, как у него самого между ног торчком встает, что затрудняет бег и прыжки. Ее тело наверняка белое и нежное, а у Анны оно темное и грубое. Однако никогда в будущем он не станет презирать Анну, будет относиться к ней с сочувствием и пониманием. И потом, когда станет студентом, он всерьез займется ее проблемами, что-то посоветует, в чем-то поможет. Иногда они с Софи будут брать с собой Анну на автомобильную прогулку, во время которой можно будет, пусть и с трудом, обучить ее какому-нибудь виду спорта, что откроет ей радостные стороны жизни и изменит ее мировосприятие в положительном смысле. Скоро зацветут каштаны, пожилого человека это радует больше, чем того, кто помоложе, потому что молодому еще не раз предстоит видеть каштаны в цвету, а старый скоро вообще ничего видеть не будет. Молодого человека они радуют больше, чем девушку, потому что под цветущим каштаном он будет целовать девушку в губы, а девушке придется отбиваться.