Он не договорил: Андрей выстрелил ему в лоб. Прибытов сделал судорожный шаг вперед и ткнулся ничком.
Это так быстро произошло, что разбойники не успели опомниться и растерянно смотрели на Андрея, на дымящийся пистолет в его руке, на распростертое тело своего атамана.
— Ладно ты его, — проговорил Чебак.
— А теперь что? Без головы остались, — недовольно сказал Чиж.
— Атамана выбирать надо. Нельзя без атамана, — выкрикнул Юла. — Пускай Чиж будет атаманом.
— Нет, Юла, — ответил Чиж.
— Знаем мы вас, дружков, — усмехнулся Косая Пешня. — Вздернуть на осину — ни который не перетянет.
Поднялась разноголосица.
— Пускай Шкворень атаманит.
— Юла!
— Чиж!
— Юла!
Тогда раздался звонкий тенорок Блохи.
— Пусть Рыжанко будет атаманом. Он творил суд над Прибытовым — ему и власть.
Опять поднялся галдеж. Особенное недовольство выражали Юла и Чиж. Но Блоху поддержали Косая Пешня, Чебак, Шкворень, Заячья Губа — старшие по годам члены шайки, и Андрей стал атаманом.
— Похороните его, — распорядился он, кивнув на труп Прибытова.
Ничего не взял новый атаман в усадьбе.
— Видал, какого змея на шею посадили, — шептал Чиж Юле…
В последнюю минуту подошла Дуняша.
— Возьмите меня с собой.
— Куда же мы тебя, дурочка, возьмем? Ведь нам во всяких переделках доведется бывать.
— Не боюсь ничего, только бы с вами.
— Нет, Дуняша, оставайся…
Андрей уже сидел в лодке, а Дуняша по-прежнему стояла на берегу. Враз поднялись и опустились весла. Напряглись мускулы и, разрезая речную гладь, лодка птицей метнулась вперед. Девушка шла по берегу и прощально махала платком.
На Кленовском руднике рабочий день начинался рано, по Кичигам — часа в четыре утра.
Тяжелым сном спала казарма: рудничные вздрагивали во сне, храп прерывали стоны, всхлипыванья. Люди и ночью не отдыхали, переживая дневные муки. Больные тихо стонали — до аптеки было не меньше ста верст. Оставалось одно — умирать.
В эту душную летнюю ночь старший по казарме проснулся, как обычно, в положенный час, ожидая, что ударят в колокол, висевший возле рудничной конторы. Вот-вот послышатся знакомые звуки, и он крикнет:
«В добрый час, во святое времечко! На работу, детушки!»
И с нар, звеня цепями, поднимутся десятки людей. Они торопливо съедят по ломтю ржаного хлеба, круто посыпанного солью, и пойдут выполнять ненавистный урок.
Долго ждал старший сигнала к работе, да так и не дождался.
«Что за притча?» — подумал он и вышел из казармы. Край неба над горой уже светлел. Старший пошел к конторе. Возле нее стояло несколько человек с ружьями, такие же вооруженные сторожили кордегардию, где жила рудничная охрана.