Волчий вой из долины слышался все громче. На разные голоса выла большая стая. Андрей подбросил сучья в костер. Языки пламени взвились и заплясали в клубах дыма.
Поворачиваясь то одним, то другим боком к огню, приятели пытались заснуть на постелях из пихтовых веток. Андрей то и дело просыпался, наконец, чувствуя, что уж не сможет заснуть, принялся поддерживать костер.
Туман стоял на дне долины такой густой, что горы казались повисшими в воздухе. Утро вставало студеное, неласковое.
Мясников потянулся до хруста в костях и открыл глаза.
— Эх, и сладкий же сон мне снился!
— Матрена? — спросил Андрей.
Мясников приподнялся на локте.
— Слушай! Сердце у меня не телячье, а рука — кузнецкая. Может, и Матрена снилась. Ну и что? Любил ты ее, я тоже, и еще неведомо, кто жарче любил. Кабы жива была, померялись бы силами…
«Что я в самом деле?» — подумал Андрей и сказал сердечно:
— Прости меня.
Мясников ничего не ответил.
Когда совсем рассвело, перед глазами беглецов во всю ширь раскрылись лесные дали. Внизу, по дну долины, текла речка, и вода в ней по-осеннему была глубоко-синей. В одном месте над лесом поднимались голубые дымки.
— Курени! — воскликнул Никифор. — Значит, поблизости должен быть и починок.
Все приободрились, хотя путь по-прежнему лежал через чащу. Продираясь сквозь хвойную завесу, путники, наконец, вышли на поляну, где курились кучёнки. Спросили у углежогов, где Давыдовский починок. Те глянули хмуро и с подозрением.
— А вам на что?
— Не бойтесь, сказывайте, не с худом пришли.
Еле-еле уговорили показать тропинку. Один вызвался проводить.
— Тут незнакомый человек заблудится.
— Вот это нам и надо, чтобы не знали, где мы якорь бросили.
Починок состоял из трех дворов. Дворов, собственно, и не было, даже вереи не были врыты. Избы свеже срублены, одна еще и не закрыта. Возле нее широкоплечий сутулый старик гнул ободья для саней.
— Не ты ли дедушка Давыд?
— Я самый. А что вам надобно?
— Нас послала к тебе Дуняша.
Старик оставил работу и пригласил нежданных гостей в избу.
— Оставайтесь. Места у нас скрытные. Поживете, сколь поглянется. Вот я клеть начал ставить, так поможете.
— Поможем, дед.
До черноты закопченные дымом стены избы показались беглецам, иззябшим и голодным, краше дворцовых покоев. В двух отдельных избах жили женатые сыновья Давыда. Они работали дроворубами в куренях. Местность была до того глухая, что лес подступал прямо к окнам.
— Тут только в небо дыра, — тоскливо сказал Никифор, почесывая затылок. — Ну, и добрались до жительства, неча сказать. Здесь, кроме медведя да лешего, никого не повстречаешь.