— Это от какой же работы бабы отказались?
— Работа самая пустяшная — руду таскать.
— Сколько палок дали каждой?
— Пятнадцать.
— Мало! Сыщи тех баб, добавь еще по пятнадцати лозанов и приставь их к подноске руды на вечное время… А теперь поди скажи Катерине Степановне, чтобы кофий сварила.
Алешка на цыпочках подошел к комнатам, которые занимала содержанка. Катерина Степановна Иванова, екатеринбургская мещанка, уже второй год жила в господских хоромах, окончательно оттеснив на задний план законную жену барина.
В первой комнате, гостиной, Катерины Степановны не оказалось.
«До кой поры дрыхнет! — подумал Алешка. — Легко живется суке. Не попалась бы на глаза нашему аспиду, торговала бы калачами в Разгуляе, не щеголяла бы в робронах да фижмах».
Он постучал в дверь спальни.
— Кто там?
— Это я, Катерина Степановна, Кублинский.
Не дожидаясь ответа, вошел в спальню. Катерина Степановна ойкнула и едва успела натянуть на грудь одеяло. Алешка увидел только, как блеснули белое плечо и голая полная рука.
— Алексей Иванович, как вам не стыдно? Без разрешения…
— Ничего-с, — каким-то сдавленным голосом проговорил Алешка и решительно шагнул к кровати, наклонив кудрявую голову.
— Алексей Иванович, что вы? Я барину пожалуюсь.
— Ничего-с, Катерина Степановна, ничего-с…
Напившись кофе, барин отправился на завод совершать свой обычный ежедневный утренний обход. Его сопровождал, почтительно отступив на шаг, Кублинский. Они шли по главной улице — Проезжей.
Навстречу попалась миловидная девушка. Завидев барина, она пугливо перебежала на другую сторону улицы.
— Чего это она? — недовольно спросил барин.
Алешка тотчас же заворотил девку и представил перед барские очи.
— Чья ты?
Девушка молчала, опустив глаза. Румянец стыда заливал ее смуглые щеки.
— Язык отнялся?
— Анютка Нарбутовских, надзирателева сестра, — отрапортовал Алешка.
— Что ж ты, милая, не отвечаешь мне, я ведь не зверь какой-нибудь, — говорил Ефим Алексеевич, на глаз оценивая девичью стать. Под этим липким и бесстыжим взглядом девушка стояла ни жива ни мертва.
— Ну, ступай покуда, — разрешил барин, — Девка или замужняя? — спросил он Алешку.
— Помолвлена недавно за Гришку Рюкова из молотовой фабрики.
— Ты мне ее сегодня доставь. А Гришку отправь в Подволошную и запиши на сплав.
— Будет исполнено, ваша милость.
Ефим Алексеевич пошагал дальше, опираясь на трость. Эту трость хорошо знали шайтанские мастеровые: была она железная и обшита кожей.
Теплело. По обочинам каменистой усыпанной углем дороги бежали звонкие весенние ручьи. Пруд посерел и сверкал разводьями, но на горах еще белел снег.