— Ишь ты, как вырядился! — с ненавистью заметил Василий.
— А тебе что за дело, варнак? Мало вас дерут…
— Обожди и до тебя доберутся.
— Руки коротки!.. За дерзкие слова пойдешь господский двор подметать.
— Скоро атаман Золотой выметет вас отсюда вместе с барином.
— Ну-ка, ну-ка, расскажи, что за атаман? — прилип Павлушка. — Пойдем-ка со мной к барину.
— Никуда я с тобой не пойду, отстань, паскуда.
— Врешь, пойдешь!
И он схватил Василия за шиворот. Тот вырвался и с маху ударил Павлушку по скуле. Модная шляпа слетела, и лакей едва устоял на ногах. Некоторое время он оторопело глядел на мастерового, потом поднял шляпу и погрозил:
— Ты мне за это ответишь. Пожалуюсь Ефиму Алексеевичу.
— Ступай, жалуйся, барский наушник.
Никогда Павлушка не слыхал от мастеровых столь дерзких слов, да еще с битьем по лицу, и со страхом подумал: «Что-то неладное готовится. Надо тотчас доложить барину».
— Зря ты с ним связался, — упрекнул Чеканов, когда Павлушка отошел, — и про атамана надо было молчать.
— Не стерпел, Матвеич. Вот до чего накипело.
— Ну, я с тобой не прощаюсь, Василий. Ночью стукни, вместе пойдем к Никешеву.
У крыльца Максима встретил его старший сын Илюшка. Хотя ему было всего пятнадцать лет, он уже третий год работал рудовозом.
— Ну, что, большак, отробился? — спросил мастер.
— Отробился, тятя.
У Илюшки было широкоскулое лицо, все в крупных веснушках и большие светлые глаза. Отец и сын вместе зашли в избу.
Обоих работников ждал ужин. Агафья, жена Максима, проворная и работящая баба, несмотря на то, что ростила пятерых детей, управлялась с домом и с огородом.
Вымыв лицо и руки, Максим сел за стол.
— Ну, бесштанная команда! Рассаживайся по лавкам!
Двое мальчишек и девочка — все в одних рубахах — подошли к столу, младшая дочь качалась в зыбке. Отец долго и задумчиво глядел на свою детвору, не прикасаясь к еде.
— Кто-то из вас вырастет? — подумал он вслух. — Что-то с вами будет?
— Парни станут у горнов, а девки сядут за прялки, — ответила Агафья, — Известное дело.
— Да, видно, так оно и будет. Ешьте.
Агафья приметила, что муж сегодня не в себе. Таким она видела его только раз, когда накануне свадьбы уводил он ее в Подволошную тайком к дальней родне. Поев немного, он положил ложку.
— Пошто мало ел?
— Не хочу.
— Что хоть случилось-то?
Максим нахмурился.
— Ничего. Не приставай без дела.
Он вышел на крыльцо. Стояла тихая, теплая, душная ночь. Небо неярко светилось звездами. Месяц, какой-то необычно белый, серебрился над горой. Избы мастеровых, слабо освещенные им, выступали из Мрака. В некоторых окнах сквозь ставни виднелась полоска света. В настороженной тишине лишь изредка раздавался стук колотушки, и Максим подумал: «Сторожа надо первым делом убрать». По приказу барина никто в ночной час не смел выходить на улицу.