— Вы говорили об этом полицейским?
— Говорил, конечно. Но они, похоже, не слишком внимательно слушали.
— Значит, сначала сообщения по электронной почте, потом — три загадочных визита. Все это вкупе с серией таинственных убийств — и доктор Брасов начал сомневаться. А потом и вовсе оказался сломленным…
— Да, это очень точное определение. Он был сломлен, именно сломлен…
— А вслед за ним сломались и вы, Кароль?
— Я… я не знаю. Наверное, так. Но что бы вы делали на моем месте?
— Не знаю. Мне бы разобраться с тем, что должно делать — на моем. Впрочем, обещаю, к этому вопросу мы еще вернемся. А пока скажите мне вот что: в окружении доктора Брасова или среди тех людей, кто так или иначе оказался втянутым в водоворот этих событий, были врачи?
— Врачи?
— Врачи. Фельдшеры. Медсестры. Словом, люди, имеющие какое-то медицинское образование.
— Вроде нет… Хотя постойте! Этот грек из экспедиции доктора Эрхарда, Костас… Не помню его фамилии. Словом, тот, что остался жив… Он же врач. Да, совершенно точно. Про него так и писали — врач экспедиции…
— Действительно…
Газетная страница, воспроизведенная на экране монитора, вдруг совершенно явственно предстала перед глазами Полины.
Ночью в Лондоне, изучая бумаги герцога Текского, она изредка отрывалась от этого занятия, для разнообразия погружаясь в Интернет.
Поисковые запросы приносили некоторые плоды, на экране компьютера мелькали короткие информационные сводки и цветные копии газетных полос.
Эта была одной из многих.
Там было фото.
И подпись под ним.
«Врач экспедиции… — далее следовало длинное, труднопроизносимое греческое имя, — единственный из членов экспедиции избежал страшной участи».
На фото запечатлен был красивый смуглый мужчина, темноволосый и синеглазый.
«Прямо рекламный красавчик», — подумала она тогда.
И еще подумала, что такой могла быть реклама табака.
Теперь она вспомнила это точно, до мельчайших подробностей.
Впрочем, подробность была только одна.
Красивый грек на фотографии курил трубку.
— Боже правый, но почему вы не сказали мне всего этого раньше?
Он опрокинул стопку водки.
Еще одну.
Пятую или шестую по счету.
И снова вроде бы не почувствовал вкуса.
— Вы пьете как русский…
Стивен Мур внимательно наблюдал за Костасом Катакаподисом, удобно расположившись в мягких недрах роскошного кресла.
Голубой шелк, обильно расшитый золотом, — обшивка кресел и диванов в этом небольшом салоне, как, впрочем, и прочая обстановка, дышала византийской роскошью.
Тем же златотканым шелком были обиты стены каюты.
Золото вообще доминировало в этом пространстве: массивные позолоченные канделябры, золоченая бронзовая пантера, на спине которой покоилось массивное стекло низкого овального стола. Две других, похожих на лежащую в основании стола подругу как две капли воды, настороженно замерли у стойки бара.