Он закрыл книгу.
— Мне хотелось бы уметь так ощущать, но я не умею. Я способен видеть лишь то, что есть здесь и сейчас, и запечатлевать то, как я это вижу.
— Вы всюду возите с собой эту книгу?
— Нет. Я наткнулся на нее в магазине в Нью-Йорке, и, когда прочел ее в первый раз, понял, что однажды, когда-нибудь обязательно вернусь в Корнуолл. Он никогда не покидает тебя. Он словно магнит. И ты должен вернуться.
— Но почему из всех возможных мест вы выбрали отель «Касл»?
Дэниел поглядел на меня с веселым удивлением.
— Почему? Вы считаете, я туда не вписываюсь?
Я представила себе богатых американцев, игроков в гольф, дам, играющих в бридж, аристократический оркестр во время вечернего чая.
— Не вполне.
Он рассмеялся.
— Понимаю. Явно нелепый выбор, но это был единственный отель, который я смог вспомнить, да к тому же я устал. Устал от смены часовых поясов, от Лондона, от всего. Мне хотелось улечься в огромную кровать и проспать неделю. Но, проснувшись сегодня утром, я ощутил, что усталости больше нет. Я подумал о Чипсе и понял, что все, чего мне хочется, — поехать и вновь увидеть Фебу. Поэтому я отправился на станцию и сел в поезд. А потом сошел с него и встретил вас.
— А теперь, — ответила я, — мы с вами вместе пойдем в дом и вы останетесь на обед. В холодильнике есть бутылка вина, и Лили Тонкинс запекла в духовке кусок ягненка.
— Лили Тонкинс? Она до сих пор тут помогает?
— Она убирает дом, а сейчас взяла на себя и приготовление еды.
— Я забыл о ней.
Он снова взял в руки мой блокнот, и на сей раз я не возражала.
— Знаете, вы не только очень симпатичная, но и талантливая, — заявил он.
Я решила не обращать внимания на ту часть фразы, которая касалась симпатичности.
— Нет, я не талантлива. Потому я и работаю у Марка Бернштейна. Мне непросто далось понимание того, что у меня нет надежды заработать себе на жизнь живописью.
— Осознав это, вы поступили очень мудро, — сказал Дэниел Кассенс. — На это способны немногие.
Мы вместе взобрались по склону холма, и солнце светило нам в спину. Я отворила деревянные ворота в ограде из эскаллоний, и он прошел вперед, осторожно, словно собака, обнюхивающая свой путь на территории, которая когда-то была ей знакома. Я закрыла ворота. Он стоял, глядя на фасад дома, и я тоже посмотрела туда, пытаясь увидеть дом его глазами, после одиннадцатилетнего отсутствия. Для меня он выглядел так, словно я знала его всегда. Я видела заостренные готические окна, садовую дверь, выходившую на кирпичную террасу, утреннее тепло. Герани еще цвели в своих керамических горшках, и ветхие садовые стулья Фебы еще не были убраны на зиму. Мы прошли вверх по пологому склону лужайки, и я вошла в дом.