Я помнила мамин домик в Лондоне, спальню, которую она обставила для меня точь-в-точь как я хотела. Одежда, которую она покупала мне, была именно той одеждой, которую я выбирала. Удовольствие от уроков танцев зимой, рождественские вечеринки, походы на пантомиму в театр «Палладиум» и на «Спящую красавицу» в «Ковент Гарден».
Я помнила покупки в универмаге «Харродс»: за скучным выбором школьных платьев следовало вознаграждение в виде шоколадного молочного коктейля у стойки с газированной водой. И летние поездки на лодке вниз по Темзе в компании знакомых детей, и предвкушение похода в лондонский Тауэр, от которого пробирала дрожь.
И всегда Корнуолл и Пенмаррон. И Феба.
О, моя дорогая, как я рада тебя видеть!
Феба. На меня неожиданно нахлынули мрачные предчувствия, связанные с ней. Что она на себя взвалила с такой порывистой готовностью? Ей шестьдесят три года, и она уже упала с изъеденного червями стула и сломала руку. Что если бы она сломала не руку, а бедро или шею? Страшно представить, что она могла бы удариться головой и лежать там, на полу мастерской, с сотрясением мозга и никто бы об этом не знал и не пришел бы на помощь. Мое воображение ужаснулось такой перспективе, но немедленно принялось рисовать еще более устрашающие картины.
Я представила, как Феба водит свою старую машину. Она никогда не отличалась большой сосредоточенностью и всегда отвлекалась на происходящее на дороге и на улицах, по которым ехала, часто оказываясь на встречной полосе и полагая, что если она будет подавать сигнал клаксоном, то ничего особенно страшного не произойдет.
Что если у нее случится сердечный приступ и она умрет? Такое бывает с другими людьми, почему это не может произойти с Фебой? Что если в один прекрасный летний день она по своему обыкновению пойдет плавать со старой дамбы, нырнет в своем старомодном купальнике и пластиковой шапочке и не выплывет? Казалось, возможным несчастьям нет конца. Но если что-то случится с Фебой, кто позаботится о Шарлотте? Мои мысли вновь заметались в поисках выхода из этой гипотетической ситуации.
Кто возьмет ее к себе? Я? В подвальную квартиру в Айлингтоне? Моя мать? Или, может быть, мой отец? Он был из той породы людей, что возьмут в дом всякую хромую собаку. Я попыталась представить Шарлотту на ферме Уиндиэдж, но что-то мне мешало. Моя молодая мачеха пригрела бы любого ребенка, который стал бы скакать на лошадях, чистить стойла и ходить на охоту, но у нее было мало общего с девочкой, которая хотела только рисовать и играть на кларнете.
Эти мрачные мысли могли одолевать меня бесконечно, но тут меня вернул к реальности звук утреннего поезда из Порткерриса, простучавшего по рельсам, проходившим за домом. Вскоре он появился вдали на изгибе одноколейки и затем остановился на станции. Издали он походил на игрушечный поезд, который заводят ключиком. Он немного постоял, а потом раздался свисток, кто-то взмахнул зеленым флажком, и состав тронулся со станции, оставив за собой на платформе одинокую фигуру.